Потрошители морей

Час нашего очередного военного торжества неминуемо приближался вместе с пришествием всех святых в форт дель-Дьяболо. Пора было готовить факелы, рассчитывать время подачи сигнала нашему краснокожему штурмовому отряду и без суеты открывать ворота, отвлекая стражу то ли божественными разговорами, то ли приготовленной заранее двухпудовой дубиной. А как же? Тропа войны не для кисейных барышень. Словом, час нашего очередного подвига пробивал. Я подобрался, словно вепрь перед охотником, и набычил шею как бизон, готовясь к победному броску. И в это тревожное и мужественное время Олешка возьми и вдругорядь спроси про клавесин. Я чуть не сбился с тревожного настроя, но всё же ответил ему приблизительно. То есть сначала облаял дружески, а потом спросил:

— С какой стати ты ко мне с музыкой пристал в канун отчаянного дела? Говори, какая муха тебя кусает и не навернулся ли ты головой о притолоку, слезая с донны Лючии?

В ответ друг Олешка клятвенно заверил, что головой не страдает и что хворь у него совсем с другого бока…

То ли месяц прошёл, то ли два от начала нашей разведки, только стал я замечать, что Олешка отбивается от рук и в одиночку блуждает по базарной площади. Ладно, думаю, лазутчик что-то самостоятельно вынюхивает и напал на какой-то след. Может оружие у солдат пересчитывает, может к замкам отмычки готовит, как мастеровой серьёзный человек. Так оно и оказалась! Ключик Олешка подбирал, но только для дверной личины совсем иной цельности и назначения.

Пригласил меня нежданно командор Алонсо к себе домой на обед с выпивкой. А почему не позвать вполне воспитанного и довольно ловкого в испанском слове человека к столу? Потолковать за жизнь в плену, да и самому английскую речь вспомнить. Может судьба и с более солидным британцем столкнёт, а то испанцы, как я заметил, не очень-то англичан жалуют, хотя у тех и других глаза, ох, как завидущи на чужое!

А мне-то что? Пошёл с лёгким сердцем к де Орландо кальвадоса попить да сырком закусить под пристойную беседу с добрейшим начальником форта. Однако, вляпался я тогда в такое непотребство, что лучше бы в выгребную яму по самые уши влез.

Вхожу, значит, в обеденную залу хозяина, а за столом не только Алонсо сидит, словно каменный истукан, и, набычившись красным глазом, в меня стреляет, но и капитан Диего Карвальо рядком, с грозно оттопыренной нижней губой и подбоченившись неподступным кренделем. Да они-то для меня, как сухая гроза без молнии, а вот что на столе пусто, хоть шаром покати, дурной знак. И к тому же, жена командора донна Изабель, опрятным пудельком вкатывается и с вызовом:

— Господа, вам гаспачо сейчас подавать или малагой обойдётесь?

И не успел я о вине размечтаться, как командор прямо-таки рявкнул на жёнушку:

— Ступай прочь, сегодня не тот праздник!

Вот, тут же на ум пришло, эвона как, думаю жалостливо, отлетался соколик, теперь козелком прыгать заставят. Не иначе, полагаю про себя, как с Белого Облака скальп спустили и пыткам подвергли, раз ко мне такой не по ранжиру приём. Коль придётся, так и смерть приму, но до коленопрелонения не опущусь. И Олешке не позволю! Однако, шкуру с меня, как с индейского шпиона сразу спускать не стали, а наоборот, дон Алонсо ни с чего вдруг спросил прищурившись:

— Господин англичанин, — испанцы нас так и называли: англичанин и француз, — сэр, а не знакомы ли вы с моею дочерью Беатрис?

Я от неожиданности даже назад к двери отступил, а капитан от звука имени на скамье подпрыгнул. В чём была хитрость я не понял, но насторожился, а потому ответил правдиво, как о том знал…

Встречал я Беатриску на вольном воздухе возле церкви да пару раз на базарной площади. Ничего особого, бледная поганка в широкой юбке и с шляпой до глаз. Мимо пройдёшь и не заметишь, если под ногой не запутается. Мне такие худосочные особы разве что по монастырским скитам виделись, а тут и вовсе не в коня корм, хоть и дочка главного начальника форта. Я командору так и сказал, мол, девку встречал, но близко не знакомился, так как такая краля мне не пара. Да и какие разговоры с барышнями в военное время, когда враг у ворот?

— А ваш французский друг? — ни с чего, но в страшном волнении перебил капитан Диего.

— Смею заверить, — отвечаю с достоинством, — и могу в чём угодно поручиться за товарища, но о его сношениях с донной Беатрис ничего не знаю, так как свечку не держал.

Сказал я тогда истинную правду, а потому и был отпущен на свободу без обещанного обеда, но с жаркой просьбой отечески поговорить с другом и наставить его на путь истинный, если что…

— Любовь у нас с Беатриской, — не стал таиться Олешка, лишь только я завёл непонятную речь о клавесине. — До гробовой доски, — через время добавил он решительно, — до необструганной домовины, которая понадобится в самом скором времени, — и тут он уронил первую слезу, а я подставил плечо безвольно поникшему другу.

— С какого бодуна ты променял спелую Люську на недозрелую дочку командора? — осторожно, чтобы не травить лишний раз товарища, спрашиваю я. — И когда ты с этим привидением успел столковаться, не зная языков?