Потрошители морей

— Для светлой любви нет тёмных преград, — гордо ответил Олешка, — мы и так без слов понимаем друг друга, а где надо, помогает индейская скво Вути, которая прислуживает моей возлюбленной.

«Ишь ты, как запел, — подумалось мне тогда, — словно тетерев на токовище, позабывший про охотника, ради плотской-то утехи!»

Однако, сам я не сильно позавидовал другу в его высоких чувствах, так как любливал не единожды и в спокойной обстановке, и на бегу, когда время в обрез. Да взять того же Нулика или киевскую Стешку. Ведь иногда тоже из ума выпадал за-ради счастия быть рядом со своею лебёдушкой. Как в этом разе друга не понять? Так ведь и не понять, ежели кожа да кости! Я эту Беатриску взглядом прожигал насквозь, когда на улице встречались. Краснокожая Вути, другое дело, а за дочку дона Алонсо и глазом ни с какого бока нельзя зацепиться. Но очень меня тогда заинтересовала такая худосочная любовь к доскам, без огляда бывшего плотника на другой подходящий материал. Поэтому, как старшой, допрос Олешке учинил:

— Ты, — говорю, — её на пробу полюбил или как будущий хомут на шею?

Оказалось, что Беатриска как-то раз уронила свой кружевной платок прямо под ноги этому остолопу и дурьей башке, то есть, как ни на есть, другу Олешке. Видать, у испанцев есть такой тайный знак признания. Она тебе платок или другую нательную тряпицу, ты ей в ответ любовную страсть по самое некуда. Дураку бы этот лоскуток сразу назад отдать либо гордо прошествовать мимо приманки, а он тряпку к грудке прижал и сберёг возле сердечка. Да так тайно, что и мне не сказал, не спросил отеческого совета! С той поры и прилипла присуха. Ведь, оказалось, что ни день на базар бегал, чтоб глазом с девицей встретиться. А потом и размовлять стали, а когда любезности через краснорожую Вути последовали, то и вовсе дорога к прелюбодейству открылась. Не зря же донна Беатрис нашего беспутного рыцаря пригласила послушать клавесин. Заметь, в свой флигелёк и в первую ночь праздника Всех Святых. Олешка, не будь дурак, согласие дал. А как не дать, если белая кость да голубая кровь сама к тебе под бок просится? Когда ещё такой фарт выпадет? И тут не до раздумий, какой ты по счёту, раз всю собственную гвардию, наверно, перебрала?

Всё мне было понятно в этом угаре с другом, кроме одного: при чём тут любовь? А на пятый день допроса понял, что не обошлось без индейского колдовства. И случился приворот через нашейный платок Беатриски, которому способствовала эта самая Вути. Краснорожая сызмала ворожбе обучена, а тут ещё и какая-никакая, но награда от белой госпожи, а что до дочки командора, то блуд с иноземцем почесать куда как завлекательнее, чем со знакомым кабальеро либо идальго. Когда ещё придётся? А тут под боком Олешка. Хоть и не особо дружит с головой, но мужик первостатейный. Вот такой расклад в мозгу получился от, чего тут скрывать, моего большого ума…

— Надеюсь, поговорили с другом? — спросил меня дон Алонсо через неделю, заманив малагой на обед в свой дом.

Ничего не изменилось. Всё было, как и в первый раз. Командор восседал за столом каменным статуем, капитан Диего крутился словно на угольях, непонятно с какого такого переляху.

— А как же! — заверил я честную компанию и знаком дал понять, что пора бы перейти к выпивке. — Великая любовь у француза с вашей ненаглядной дочуркой. Впору сватов засылать, чтоб ненароком байстрючёнок у молодых не проклюнулся, — под конец пошутил я и показал на пальцах, как деток заделывают и как сговор обмывают.

Намёк мой хозяева сразу поняли правильно. Дон Алонсо де Орландо налился кровью до краёв, а капитан Диего Карвальо Сорита по привычке подпрыгнул до потолка, а назад вернулся уже с обнажённой рапирой. Однако, меня не тронули, к тому же, донья Изабель поспешила унять мужа:

— Дон Алонсо, — вскричала она, — убейте его, но только не в нашем доме!

А далее, скрежеща зубами, она обрисовала всю подноготную любви своей чахлой кровинушки. Но не к Олешке Голому, а к другу семьи и желанному жениху, проверенному боями и мирной жизнью капитану Сорита. Оказалось, что Диего и Беатрис чуть ли не с колыбели обручены, что в Испании у них совместное хозяйство на виноградниках, что напрасно француз надеется быть обладателем девицы и приданого, и что бравый капитан хоть завтра проткнёт Олешку насквозь, ежели тот не уймётся.

— Смею заверить, — с прежним почтением ответствовал я, — и чем угодно могу поручиться, но француз после Дня Всех Святых, который уже не за горами, будет испытывать к субтильной Беатрис лишь глубочайшее почтение, но никак не трепетную любовную страсть, — я тут же раскланялся, как чистокровный испанец, сорвал с головы шапку, как делают истинные кабальеро, грохнул ею о порог и пошёл искать Олешку Голого, чтобы с ним перетолковать о клавесине и другой какой музыке…

— Алексей, — спросил я друга после недельного раздумья по поводу никчемной любви к дочке командора, — Лексей Иваныч, а кто будет ночью за инструментом потеть, если ты и впрямь во флигелёк к Беатриске вломишься, чтоб клавесин на сон грядущий послушать, а заодно и пробить дырку в доске?