Поцелуев мост

Правильней было бы отправиться на какие-нибудь экзотические острова, но, во-первых, я не была готова демонстрировать своего мужа на пляже. Мне требовалось время для адаптации и личного пользования. Во-вторых, восьми-двенадцатичасовой перелёт меня пугал.

Кто знает, чтобы потребовалось бы моему беременному организму, как бы он отреагировал на полёт и вообще… на всё, настолько экзотическое и непривычное. Рисковать Фёдоровичем или Фёдоровной я не собиралась!

Ведь это не просто ребёнок, живое существо, подросшая фасолинка, а наш с Федосом ребёнок. Можете говорить всё, что угодно, я же была абсолютно, на миллион процентов убеждена, что он родится не просто уникальным или особенным, а самым-самым лучшим. Так-то вот!

Поэтому свадебное путешествие в зимнюю Лапландию — отличный вариант, уж точно не хуже, чем летом в Анапу. Хоть на Луну, главное, мне всегда и везде было хорошо с Федосом. И как же замечательно, что мне достался не Тор, не Крис Хемсворт, а самый настоящий Федос.

Мой Федос, на минуточку, личного пользования!

По возвращению меня ждал свадебный подарок. Подарков было много, разных, начиная от машины с водителем, заканчивая ювелирными украшениями, но то, что ждало меня после Лапландии, поразило в самое сердце.

Одну из комнат квартиры, где мы теперь жили с Федосом, той самой, в которой выросли, переделали под мою личную мастерскую. У меня появилась своя, полностью оборудованная, с набором всего, чего я только могла пожелать, мастерская. Не уголок в комнате, в котором помещается мольберт, а очень просторная, окутанная мягким светом комната, с широкими окнами, выходящими на крыши соседних домов, которые я собиралась писать в ближайшем будущем.

И писала, к слову. Из этой самой мастерской меня и увезли рожать. В платное отделение, естественно. Правду сказать, ничего естественного я в цене на роды не видела, но повторюсь, рисковать здоровьем Фёдоровича не собиралась. К тому времени мы уже точно знали, что у нас родиться мальчик. Федос поломал стройную теорию моей бабушки.

Какое-то время я сомневалась, ведь и правда, откуда у меня мог появиться мальчик, если у бабушки была мама, а у мамы я? Изображение на мониторе УЗИ-аппарата не оставило места для сомнений. Какие сомнения-то? Что я, плоть от плоти не узнаю, если вы понимаете, о чём я.

Меня обезболили. Врачи подходили каждые несколько минут, один даже потанцевал со мной перед камерой, чтобы передать привет папе, который затрусил и от партнёрских родов отказался.

Нет, если бы я надавила, он бы пошёл. Но зачем? Достаточно того, что я сама боялась, начитавшись историй в интернете и выслушав целую лекцию о собственном узком тазе от врача в женской консультации. Бояться вдвоём казалось непродуктивно.

Представляете, появляется на свет наш с Федосом Фёдорович, а тут родители сидят, зубами цокотят от страха!

Одним словом, через восемь часов, точно, как описано в учебнике по анатомии, я спокойно, без рыданий, истерик и лишней боли родила нашего сына. Фёдоровича собственно бесподобной персоной.

В первые мгновения, когда на меня шлёпнули горячий кусочек, я чуть не заревела от того, что персона, кажется, родилась вовсе не бесподобная. Позже, уже в палате, я смотрела на своего беленького-беленького мальчика и чертыхала на чём свет стоит своего папашу.

Это же надо было наградить меня такими сильными генами, что даже сыну моему передалось. Чтоб ему провалиться, папаше этому белобрысому!

Я могла себе представить девочку, похожую на Федоса — высокую и кареглазую. Но мальчика, похожего на меня — нет. Даже в кошмарном сне!

Прекрасно, конечно, что я стала признанным эльфом, заработав на этом приличный гонорар, но мальчик-эльф… это же, это же… да быть такого не могло!

Я рыдала в палате, глядя на сына. Рядом топтался Федос, который примчался сразу, как только разрешили, и с ужасом глядел на малыша в голубых одёжках и, кажется, был в минуте от обморока. Клянусь, у него тряслись руки, ноги и дёргался глаз.

Мне же нечем было утешить Федоса. Я уже задыхалась от обиды на вселенную и собственного папашу, чтоб ему провалиться со своими генами!

— Чего устроила? — проговорила бабушка, войдя в палату. — Сейчас руки помою, подойду.

С этими словами она прошествовала в уборную. Потом вышла, подплыла, покачивая объёмными бёдрами, к прозрачной люльке, потёрла ладони друг о друга, видимо, чтобы стали теплее, и подняла правнука на руки.

— Крепенький, щекастый, — похвалила бабуля Фёдоровича. — Сразу видно, мужичок!

— Он на меня похож, — заголосила я и уткнулась в подушку, горько рыдая.

— А на кого ему быть похожим, не на соседку же. Сама родила, на тебя и похоже, — спокойно ответила бабушка.

— На Федоса, — захлёбываясь в слезах, ответила я.

— Тьфу ты, придумают кличек собачьих! А ты чего стоишь, обормот. Возьми сына на руки-то, чай родной кусочек, — посмотрела она на бледного Федю.

— Я не могу… — промямлил Федос и протянул вперёд широкие ладони. — Я же это… раздавлю его случайно.