Поцелуй черной вдовы (СИ)

Потирая затылок, Соланж собрала с тарелки все крошки от пирога.

— Я просто не знал, — повинилась она. — Извините, госпожа Люси.

— То-то же, впредь будешь умнее. А теперь марш на сцену! Пора декорации ставить. Лишняя пара рук не помешает!

Поблагодарив за обед, Соланж побежала на сцену, где работники устанавливали разрисованные щиты и затягивали потолок черным сукном. Позже ей объяснили, что так делают, когда играют трагедию, во время комедии потолок затягивали голубым.

Вскоре со всех сторон только и слышалось: «Роб, подсоби!» или грубее «Тащи сюда свою тощую задницу, Роб, хватит пялиться по сторонам».

Соланж вовсе и не глазела: носилась белкой то к одному, то к другому и к трем часам, когда подняли флаг и в театр хлынули зрители, просто падала с ног от усталости. С Шекспиром и парочкой слов не смогла перекинуться за день, видела разве что, что он счастлив — театр, действительно, много для него значил, — и впервые на своей памяти радовалась счастью другого.

Когда же началось представление, один из работников — кажется, Жирный Гарри — потащил ее к зрителям в яму, сказал, что глазеть она должна не на сцену, а высматривать среди доброго люда карманников, коих здесь «тьма тьмущая», того и гляди стащат последнее, коли чересчур зазеваешься. Одного Гарри, в самом деле, поймал и привязал к столбу около авансцены до конца пьесы… После его препроводили в судейскую палату.

Соланж же мечтала лишь об одном: вернуться домой, пусть даже в неуютную комнатку под чердаком, и, вытянув ноги, наконец отдохнуть, но Ричард-неугомонный-Бёрбедж снова сказал:

— А теперь, други мои, пришло время травли медведя. Готовы немного развлечься?

Нет! Только не это.

— Да, конечно, — ответил Шекспир и посмотрел на нее. — Скажи, Роб, это было бы замечательно!

И Соланж, мысленно застонав, кивнула, придержав свое мнение при себе.

Глава 11

Ричард уверенно продвигался вперед и вел за собой новых друзей. Толпа впереди гудела и выла, взрываясь время от времени восторженным ором. Сам воздух, казалось, вибрировал, накаленный эмоциями людей…

— Должно быть, схватка вот-вот начнется, — сказал актер, ныряя в толпу и прокладывая дорогу локтями. — Здесь главное начало не пропустить. Хочу, чтобы вы полюбовались на Сэкерсона, «звезду» вчерашних боев. Говорят, он выстоял в двадцати двух схватках с лучшими собаками Пэрис-Гардена по схеме «один на один» и «один против двоих». Слышал, он тот еще зверь! — И тише: — Шепчутся даже, он не просто какой-то медведь… Понимаете, да?

Соланж слышала его речь через каждое третье слово, так как рев людских голосов оглушал ее, да и вслушиваться в болтовню Ричарда не казалось таким уж важным, но на этих словах она вскинула голову и глянула на него.

— Хочешь сказать, что он…

— … Перевертыш, да, — поддакнул, не дав ей закончить фразу, актер. — Сам подумай, этот зверь слишком умен для простого медведя. Сотня мастифов не смогла его победить, а это что-то да значит! А вот, кстати, и он.

Они как раз протолкались к железному ограждению перед так называемой «ямой», в центре которой ко вбитому в землю столбу был привязан огромный бурый медведь. Его морда с ощеренными зубами и налитыми кровью глазами хмуро глядела вокруг на бесновавшихся за защитным барьером людей, казалось, медведь высматривал себе жертву, одну из тех, что пришли развлекаться, глазея на его ужас и боль.

Соланж сглотнула ставшую вязкой слюну.

Сердце толкнулось о ребра и зачастило с удвоенной силой…

В травле медведя не было ничего необычного, странного, вовсе нет, но ей все равно сделалось дурно от гомона голосов и острого запаха зверя, разлитого в воздухе.

Даже нос защипало…

Она на мгновенье прикрыла глаза, а, открыв их, столкнулась со зверем глазами, или ей показалось, что столкнулась глазами: в конце концов, он был достаточно далеко, чтобы она могла ошибиться. И все-таки по загривку скользнул холодок…

Неужели зверь, действительно, перевертыш?

Такой же, как и она?

Но при этом в наморднике, как простое животное.

— Видите, — тыкал Ричард в медведя указательным пальцем, — на нем защитный протектор — намордник и железный ошейник — это чтобы ни он, ни собаки не загрызли друг друга. Было бы жаль лишиться такого бойца в первых же схватках!

Нет, это, конечно, не перевертыш…

— Ты в порядке? — Теплые пальцы чуть сжали перчатку Соланж. Это Шекспир с беспокойством глядел на нее. — Выглядишь бледным. Может, ну его, и уйдем?

Да, все что угодно, лишь бы не видеть этого зверя!

— Я в порядке. Останемся. Ты так хотел побывать здесь!

Уильям, как будто смущенный, покачал головой.

— Я не думал, что в травле используют перевертышей, — сказал он. — Одно дело зверь, а другое… Сам понимаешь.

— Перевертыши — те же звери, разве не так? — с большей горечью, чем хотела, отозвалась она.

Шекспир снова сжал ее пальцы, да так крепко, что сделалось больно.

— И все-таки они в большей степени люди. Я так считаю… Ты — нет? — спросил в свою очередь он, и Соланж отвернулась, не в силах смотреть на него.

— Отвечу, когда повстречаю хоть одного, — не сразу, но отозвалась она, продолжая глядеть в центр «ямы» на… зверя? Или все-таки человека?