– Что с того? Теперь приходится постоянно таиться, скрывать свою суть, чтобы устроиться на работу или просто не попасться под руку королевским легавым. Кроме того, сотни моих сотоварищей вообще никогда не бывали собой! Я об обращении, понимаешь? Мы – не мы, если носим лишь эту личину и никогда не бывали в другой. Эй, друзья, – говоривший обвел помещение взглядом, – кто из вас никогда в своей жизни не обращался? – Какой-то парнишка в самом углу несмело потянул руку. – Вот об этом я и говорю, – сверкнул глазами оратор, – мы – рабы королевских законов. Елизавета боится нас, вот и придумала сотню ограничений, а между тем ходит слух, что есть другой претендент на престол, сын Екатерины Говард, пятой жены почившего Генриха, и в нем наше спасение.
– Всем известно, Екатерина так и не родила королю сына, – возразил ему кто-то за соседним столом. – Этот наследник – не больше, чем миф.
Оратор крутанулся на каблуках, поглядев на говорившего.
– Королева и Сесил хотят, чтобы мы думали так, – возразил он. – Хотят нас уверить, что у нас с вами нет шансов восстановить справедливость, но я вот что скажу: Екатерина родила королю сына. Здорового мальчика... с золотыми глазами! – он многозначительно выдержал паузу. – И когда Генрих увидел ребенка, он испугался и велел сделать вид, что ребенок был мертворожденным, а саму королеву велел обезглавить.
– Так королева была перевертышем? Генрих женился на оборотне?
– Именно так.
– Как же он сразу не понял, кто она есть, эта Говард с проклятой кровью, как говорят о нас люди?
– А я скажу вам: он знал, – сказал названный Беном. – Генрих знал, что женился на перевертыше, и, наверное, именно это и привлекло его в новой возлюбленной, но, когда она родила ему желтоглазого сына, советники испугались, что нелюди, вроде нас, под правительством короля-оборотня сделаются однажды сильнее людей и убедили своего короля избавиться от наследника.
В зале стало так тихо, что треск дров в очаге показался оглушающе громким. Что до Соланж, никогда прежде не слышавшей ни о наследнике-перевертыше, ни о чаяниях людей, свято веривших в его право на английский престол, то она с неподдельным вниманием, ошалевшая от увиденного и услышанного за вечер, молча внимала оратору за соседним столом.
– Значит, мальчишку убили? – робко вопросил кто-то.
Кудлатый Бен, похожий на мокрого пса, насмешливо хмыкнул:
– Убить королевского сына? Как бы не так. Мальчика тайно вывезли из дворца и отдали на воспитание в сторонние руки. Почти уверен, ребенок по сей день не знает, кто он такой... Но, если его отыскать, если сказать, кто он есть – вся наша жизнь способна перемениться.
– И как это сделать? Кто станет искать? Как вообще ты себе представляешь подобное? – зазвучало со всех сторон разом. – У королевы глаза и уши повсюду. Уверен, ребенок, если и жив, охраняется так, как нам и не снилось. Ему никогда не свергнуть Елизавету! Эта пиявка чересчур крепко присосалась к королевскому трону. Все эти речи не больше, чем пшик, пустая пустопорожняя болтовня. Лучше забыть всякие чаяния и не лезть на рожон.
– Речи труса, не знающего, кто он такой! – презрительно сплюнул верзила-Бен. – Речи жалкой подстилки, прогнувшейся под людей! Что, желаете изо дня в день пресмыкаться перед людишками и считать себя существами низшего толка? Да мы во сто крат сильнее их и опаснее. А эти увечные ссутся в штаны, стоит увидеть, как мы обращаемся... У них волосы на голове встают дыбом. И все-таки мы полагаем себя кем-то ниже... Справедливо ли это?
– Несправедливо, – загудели все посетители, даже Ричард, будучи человеком, поддержал речь говорившего. И, заметив взгляд Роберта, пожал плечами...
– Что, я тоже за справедливость, – сказал как бы оправдываясь. – Оборотни – такие же люди, как мы.
Соланж с Шекспиром переглянулись. Поэт знал, что сказанное в таверне, касалось девушку напрямую, но не знал о другом: ее зачем-то отправили в это место, в этот рассадник вольнодумия и протеста.
Но зачем?
Соланж огляделась по сторонам, выискивая любопытные взгляды, но никто, ни один из присутствующих не смотрел на нее как-то иначе. Впрочем, даже желай кто-то из них встретить Соланж Дюбуа, вряд ли он бы узнал ее в Роберте Доусоне...
Но уже на выходе из таверны ее все-таки кто-то окликнул:
– Эй, парень, перекинемся парочкой слов?
Рядом стоял тощий субъект с невыразительными глазами, и в любой другой раз Соланж бы и думать не стала, уделять ему время иль нет, но сегодня решила дать тощему шанс: вдруг он ниточка к тому типу, что купил ее у отца.
– Идите вперед, – сказала Шекспиру. – Я догоню вас.
– Уверен?
– Я способен постоять за себя.
Явно не убежденный, Уильям все же присоединился к Натану Филдсу и Ричарду, уже вышедшим из таверны и дурачившимся в своей привычной манере.
– О чем вы хотели поговорить? – спросила она, обращаясь к тощему типу.
Тот стрельнул взглядом то на актеров, то на дверь позади, а потом, подхватив Соланж под руку, потащил ее в переулок.
– Послушайте, что вам надо? – настаивала Соланж. – Я никуда не пойду, пока толком не объясните, чего вы хотите.