Поцелуй чудовища

Глеб заставил ее подняться, встать на колени, продолжая крепко толкаться в ее тело. Его пальцы огладили ее животик, рука крепко стиснула талию; вторая его рука, обласкав горячие груди, скользнула вверх, к напряженному горлу, Глеб привлек девушку к себе. Целуя ее горячие губы, прислушиваясь к глухим стонам, он двигался все быстрее и быстрее, все жестче, его проникновения становились все чувствительнее, и Ольга захлебывалась собственными вскриками, потому что он не давал ей возможности передохнуть, расслабить напряженное дрожащее тело.

Она словно стала мягкой глиной в его руках, покорным текучим воском; заставив ее опереться руками и спинку дивана, Глеб навалился на нее, прижался тесно, словно хотел слиться с нею воедино, и Ольга жалобно заскулила, когда ее ощущения стали очень остры. Так близко, так отчаянно тесно, кожа к коже, они не были еще никогда. Жаркая страстная возня заводила обоих не меньше откровенных ласк и проникновений, оба чувствовали возбужденные тела друг друга — напряженные, жадные, ласкающиеся, прижимающиеся и трущиеся друг об друга.

Странная страсть овладела Глебом; он словно хотел прикасаться, обласкать всю девушку, одновременно изгладить, исцарапать, разрисовать пальцами, оставляя на ее коже красноватые следы неведомых символов, узоров. Бешенных толчков е ее тугое лоно ему казалось мало; удовольствия через край, от которого Ольга извивалась, трясясь, как раненное животное — мало, криков и стонов — мало, тонкой влаги на заалевшей, горячей коже — мало. В сотый раз исцеловывая ее плечи, ее шею, оставляя на тонкой коже следы укусов, скользя ладонью по нежному животику и прижимая Ольгу к себе, удерживая ее за лобок, он вслушивался в ее беспомощные всхлипы и стоны, и ему хотелось еще и еще. До исступления, до безумия, до полной отключки всех чувств.

Ольга извивалась в его руках и кричала, расставляя пошире ноги и двигаясь в такт с ним, навстречу его телу, так же быстро и жестко, совершенно откровенно надеваясь на его член сама. Ее пальцы терзали обивку дивана, и когда пришло ее наслаждение, она на миг умолкла, вся содрогаясь от жестких толчков, пронзающих ее тело удовольствием, а затем осела, вздрагивая от каждого проникновения, выкрикивая свое наслаждение.

— Моя птичка, — шепнул Глеб, обнимая обмякшую, расслабившуюся Ольгу, целуя ее разгоряченное лицо. — Знаешь, чего я хочу сейчас?

— Нет, — ответила она еле слышно.

— Я хочу посмотреть на тебя, когда тебе станет хорошо, без маски, — ответил он.

Он все так же удерживал ее на своем возбужденном члене, поддерживая ее под мягкий живот, чуть касаясь пальцами ее мокрого лобка. Улавливая малейшие спазмы ее разгорячённого нутра, он не хотел даже на миг разъединиться с нею, отпустить, перестать ощущать ее жадное, желающее его тело. Он вжимался в ее мягкие, расслабленные бедра, сам дрожа от возбуждения, который Ольгин оргазм распалил еще больше, тискал ее податливое тело, удивляясь самому себе. Как он раньше жил без этой крохотной, нежной девочки, от прикосновения к которой крышу уносит напрочь? Как раньше он мог отказываться от этого — от обладания ею, от безграничной власти над ее чувствами? Как можно было не желать ощущать ее под собой?

«Сумасшедший, — подумал Глеб. — Лишал себя этого счастья…»

Девушка протестующе застонала, когда их тела разъединились, но Глеб все равно уложил Ольгу на диван, на миг прижался мокрым лбом к ее груди, прислушиваясь к бешено колотящемуся сердечку.

— Теперь никаких игр, — шепнул он и поцеловал ее остренький сосок, пробуя его на вкус, дразня кончиком языка. — Ну, посмотри на меня!

Ресницы девушки стыдливо приподнялись, из раскрытых губ вырвался чуть слышный вздох, и Глеб, направляя свой член в ее мокрое лоно, с жадностью смотрел, как дрогнули ее губы, как изогнулись от сладкой муки брови и как затуманились от наслаждения глаза, когда он снова овладел ею.

— Вот так, — шепнул он, толкаясь в ее тело, прижимаясь к Ольге крепче, всматриваясь в ее черты и словно впитывая всякий трепет, каждое, даже самое малейшее проявление удовольствия, выписывающееся на ее хорошеньком личике. Удовольствия оттого, что она с ним. От того, что именно он занимается с ней любовью — ведь после бешеной страсти настало время неторопливых, плавных движений и таких же сладких, тонких ласк. И это чувство обладания заводило больше, чем что-либо иное, чем самый изощренный секс с самой умелой любовницей.

Потому что это было другое. Это было только его, и для него.

— Моя девочка, — произнес Глеб. Голос его дрогнул от чувства, кольнувшего его сердце. Невыразимая нежность и радость — радость почувствовать себя живым, нужным и любимым.