— Значит то, что я тут, тебе не странно, милый, а что какие-то двадцать монеток, странно? — с сияющей улыбкой посмотрела на него Лала.
— Их тридцать там всего вообще-то, — ответил он ей добродушно. — Мы с тобой долго уже. Привык. А они впервые у нас там лежат. Так много. И дня ещё нет. Я счастлив, что ты со мной, а на них просто удивляюсь, и всё. Почувствуй разницу.
— Ну ладно, — смилостивилась Лала с довольным личиком.
— Сынок, говорят, вы ещё клад нашли. Другой, помимо мельника. И тот схоронили. Это правда? — продолжила допрос старушка. В глазах её читалось много чего. И готовность принять эту новую реальность со множеством денег. И чуть-чуть обиды — за то, что от неё утаивают столь важные вещи. И капельку страха. И детская вера в чудеса.
— Кто придумывает всякие небылицы, не пойму, — покачал головой Рун с недоумением. — То ли людям нечем заняться? Не находили мы клада иного помимо мельниковского, бабуль. Наврали тебе.
— Бабушка Ида, я бы не стала чужой клад искать без спросу, — мягко объяснила Лала. — Поймите, если клад спрятан, это не значит, что он ничейный. Кто его схоронил, тому он и принадлежит. Найди я его, вышло бы, что украла. Феи не крадут. Кабы знать, что ничейный клад, давно зарыт и не осталось его владельцев, тогда можно было бы искать. Но как это узнать? Магией я такого не могу. Не умею.
— Ну и слава богу, — с облегчением молвила старушка.
Она немого успокоилась.
— Ох и наговорилась я сегодня, — поведала она чуть устало. — Двум подружкам огороды поправила. Обе ошалели прямо. Плакали даже. Так расчувствовались. И они сами, и их родня. Всё благодарили, и меня, и тебя, доченька, за дар такой, за подмогу. От стольких работ нас избавила! Спасибо тебе, родненькая ты наша!
Старушка поклонилась ей в пояс.
— Да не за что, добрая бабушка Ида, — улыбнулась Лала радушно. — Мне приятно было вам помочь.
— И все-то расспрашивают про тебя, доченька. Все-то расспрашивают. У одной родня меня всё пытала. Пошла к другой, и там то же самое. Потом в деревне пока идёшь, всякий спросит что-нибудь. И все с уважением таким. Ни разу бабкой никто не назвал даже. Почёту много.
Лала разулыбалась, радуясь бабушкиному маленькому счастью от учтивого отношения окружающих. Старушка присела напротив них на табуреточку с изящными ножками и красивой обивкой.
— Ох, дети, мне тоже новостей разных порассказали. Удивительных. Говорят, одного господина очень знатного из города арестовали по приказу барона. За то, что он к фее прорывался. Причём нетрезвым. Выхватил он меч, прямо тут, у избы нашей, пред стражниками. Да они не заробели, прогнали его. А уж потом к нему пришли в дом, и в темницу. На месяц. Чтоб неповадно было.
— Ой! — испугано произнесла Лала.
— Ага, я это тоже уже слышал, — кивнул Рун. — Мне стражники сами же и рассказали, как прогнали его.
— Правда? — поразилась Лала, и посмотрела ему в глаза чуть обижено. — А ты мне ничего не сказал, Рун.
— Я же не думал, что тебе это интересно, солнышко моё, — повинился он ласковым тоном. — Так бы обязательно рассказал. Я просто понял, что стража тут совсем не зря. Хорошо, что барон у нас такой. Мудрый.
— А ещё говорят, сын мельника изменился с тех пор, как клад нашли, — продолжила старушка со значимостью, словно вела речь о чём-то необычайном. — Стал почтительным с родителями прямо с того дня. И на мельню трудиться прибежал ни свет ни заря, за всё вперёд работников хватается, и только спрашивает, что ещё, где чем помочь.
— Вот что деньги с людьми делают, — усмехнулся Рун, вспомнив про себя призрак дедушки Оруга.
— Лодочник Шим затеял дело своё: договорился с соседями нашими и принялся возить из деревни с того берега народ к ним, — озвучила следующий слух бабуля. — Люд, чтоб на Лалу подивиться, а стражу и барона не гневить, стал у них за оградой прятаться, у соседей наших, да наблюдать, сквозь щелки. Платили им по 10 медяков с человека за день, а они с Шимом делили напополам. Только соседи быстро смекнули, что Шим им не нужен, стали знать городскую к себе брать. И уже по пол серебра с носа просят, а отбою нет от желающих.
— Значит, за нами теперь в каждую щелочку наблюдают? — подивился Рун.
— Да, сынок, так и есть.
— Вот те раз, — промолвил он смущённо. А потом обратил взор на Лалу. — Интересные они картины видели, правда, любимая?
Лала ответила ему милой озорной улыбкой.
— А Эмма, Эмма-то что учудила, дочка печника Кану! — рассмеялась бабуля. — Задрала юбку, зашила высоко, и говорит «я теперь как фея»! И пошла так по деревне. Тут на неё все стали глазеть. А отцу как сообщили, он прибежал, схватил жердину, и давай её гонять, и кричит «я тебе покажу фею»! Уж там визгу было, шуму!
Бабушка так весело рассказывала, сама хохоча, что и Рун засмеялся.
— Да уж, наивная она! — покачал он головой. — Это в пятнадцать-то лет. Ей пятнадцать кажется?
— Всё верно, сынок, — подтвердила бабушка.
Лала слушала их с абсолютным непониманием в глазах. А затем личико её чрезвычайно омрачилось.
— Это вы смеётесь над подобным? — спросила она поражённо расстроенным голоском.