Первым делом он зашёл в дом. Нужно было спрятать деньги. Достал бабулин узелок, схороненный на дне сундука под старым тряпьём. Развернул, выложил туда свои двадцать монеток, пересчитав их прежде ещё раз. Вздохнул взволнованно. Тридцать серебра уже в сумме скопилось! И горсть меди. На эти деньги много чего можно купить. Даже коня. Не самого лучшего, но и не клячу старую еле ходячую. Прямо богатство у них. Солидная кучка монет. Снова завязал узелок, убрал обратно. И потом ещё долго сидел, не в силах продолжить работу из-за внутренней взбудораженности, погружённый в задумчивость. Только сейчас он начал осознавать, насколько Лала меняет их с бабушкой жизнь. В какую-то иную удивительную недостижимую доселе сторону достатка и благополучия, о которой и не мечталось. Ранее он не видел для себя будущего, теперь же оно появилось. Пугающе светлое. Пугающе, потому что пока у тебя ничего нет, нечего и терять. А теперь есть что. А не хочется. Вот оттого и страшно. Немного, самую малость.
Рун успел сделать за водой ещё всего три рейса. Сходил первый раз, вернулся, воин перебрасывается словами о чём-то неторопливо со стражниками в сторонке. Сходил второй раз, он им рассказывает что-то, они смеются. Сходил третий, воин сидит на лавочке с ошеломлённым выражением лица. Стражники стоят поблизости.
— Пришла твоя, — сообщил один из них Руну. — Мрачна… как туча! Не в духе сильно. Обидели её что ли? Мы не посмели спросить. Узнай, если обидели, укажи нам, кто виновный. Мы накажем.
Рун выслушал это с удивлением и поспешил в дом. Лалу он нашёл в горнице. Она расхаживала взад-вперёд, сжав кулачки, в глазках её сверкал гнев.
— У-у-у, нехорошие! — промолвила она с негодованием.
— Милая, что случилось? — обратился к ней Рун обеспокоенно.
Лала остановилась. На её личике была смесь разочарования и осуждения.
— Они нехорошие, девушки эти, вот что, — заявила она раздосадовано. — Стали мне про тебя дурное говорить. Прямо на девичнике, Рун!
— Только и всего? — подивился он.
— Ничего себе «только и всего»! Разве можно так поступать?! — она снова принялась расхаживать. — У-у-у!
Рун рассмеялся:
— Лала, прости. Ты столь мило сердишься. Из-за подобного пустяка. Кажется милее нет картины, чем сердитая фея. Так и хочется тебя обнять.
— Ну так обними! — сурово посмотрела она на него. — А то ишь какой! Даже не обнимет!
Он быстро подошёл к ней и прижал к себе. Она была вся напряжена.
— У-у-у, нехорошие! — снова вырвалось у неё c обидой.
— Расскажи подробно, что было, красавица моя, — попросил Рун очень ласково.
Лала вздохнула.
— Сначала всё шло чудесно. И венок мне сплели из цветочков, и песенки пели, и меня учили их петь, и игры были разные забавные, и хоровод. А потом… мне стали вопросы про тебя задавать. Ну так полагается вроде у вас на девичнике, у невесты вопрошают про жениха. А она им хвалится. Это приятно. Но что-то я замечаю, у них лица странные, когда я рассказываю, какой ты у меня славный и хороший. И тут вдруг начали отговаривать выходить за тебя. Злое про тебя стали твердить. Я им говорю, это неправда, феи разбираются в людях. А они меня даже не слышат. Все наперебой, мол, вы его знаете всего ничего, а мы всю жизнь, и такой он, и сякой, и бить будет наверняка после свадьбы. Мол, вы из-за своего волшебства влюблённости не видите, какой он на самом деле, а наступит прозрение после венчания, поздно будет. Я… Я… Не выдержала этого всего. И полетела от них домой. Они что-то мне кричали, пытались догнать. Но я в сердцах на них… немножко медлительности наложила временно на передвижение. Они и не догнали. Вот. Испортили мне всё. И девичник, и настроение. У-у-у, какие!
— Ну, Лала, они о тебе беспокоились, искренне, не гневайся на них, — мягко принялся увещевать её Рун. — Бог с ними. Я уже привык к этому, мне кажется, так и должно быть. Что тут сделаешь.
— Даже если они обо мне заботились, они всё равно нехорошие, — грустно произнесла Лала. — Нельзя жениха ругать при невесте. Тем более, в её праздник.
— Ну прости их, любимая, — улыбнулся Рун добродушно.
— Теперь я лучше понимаю, как к тебе люди относятся, раньше не понимала до конца, это сложно понять, — поведала Лала с сожалением. — Кстати, Найя помалкивала. Другие хором про тебя дурное, Рун, а она молчит. Вот.
— Ну, хоть у одной совесть проснулась, — порадовался он.
Но Лала не разделила его радости.
— Признавайся, что между вами, — уставилась она на него пристально с подозрением.
— Лала, не сходи с ума, — рассмеялся Рун. — Ты же это не серьёзно, да?
— Очень даже серьёзно.
— Разве была бы магия в объятьях, коли бы мне другая нравилась вместо тебя?
Лала призадумалась ненадолго.
— Наверное нет, — чуть успокоившись, неуверенно ответила она.
— А сейчас магия есть?
— Даже много, — её голосок заметно потеплел.