— Я не разбойник, я просто… — заторопился было оправдаться Рун, пятясь от подступающих воинов, машинально весьма ловко уклонился от летящего в челюсть кулака, заблокировал кулак, направленный в грудь, с изумлением заметив, что выполнил для этого какие-то причудливые движения руками, а затем удары посыпались градом, сбив с ног, и он уже не пытался ничего делать, лишь изо всех сил прикрывал от них голову.
Где-то вдали мирно исполнял свою песнь сверчок. Воздух был прохладен и свеж. Рун почувствовал, как кто-то прильнул к нему, ощутил знакомое тепло девичьего тела, знакомое приятное благоухание.
— Рун, — позвала Лала негромко. — Ты спишь?
Он открыл глаза, окончательно придя в сознание. Была ночь, или скорее поздний вечер, на чёрном небе горели звёзды, на палубе мглу с трудом разгонял тусклый фонарь.
— Лала, — улыбнулся он, чувствуя боль во всём теле, но радость в душе. Обхватил её руками.
Она лишь вздохнула жалостливо, прижавшись сильнее. Рун тоже вздохнул.
— Прости меня, малышка. Подвёл тебя. Так хотел, чтобы можно было и дальше обнимать, что снова подверг опасности.
— Ну, это даже мило, — молвила Лала ласково. — Мне приятно, что тебе так хочется обнимать меня, суженый мой.
— Мне очень хочется. Всё время, — признался он. — Привык уже. Не могу без этого как будто.
— Я тоже не могу. Мой смелый лев. Устала. Сил нет. Тяжело было. Вас догонять. Хорошо, что кораблик остановился.
Только сейчас Рун заметил, что они не одни. Поодаль у борта стоял воин в доспехах, лук за спиной. Вглядывался во тьму, не обращая на них никакого внимания.
— Рун, почему ты на цепи? — спросила Лала. — И лицо… как будто в ссадинах. Что случилось?
— Приняли за разбойника, — посетовал он грустно.
— Тебя за разбойника?
— Ага.
— Рун, разбойник, это последнее, на что ты похож.
— Почём ты знаешь? — улыбнулся он. — Может по правде я душегуб. Неспроста же по лесам ошивался. Разбойники, они хитрые. Всегда притворяются невинными.
— Тогда и я разбойница, — тоже улыбнулась Лала.
— Может и не разбойница. Но моё сердце украла. Воровка точно.
— Так у нас банда, Рун? — весело поинтересовалась Лала.
— Выходит, так.
Они оба тихо рассмеялись.
— Лала, почему ты здесь, а никто и ухом не ведёт? — осведомился Рун спокойным голосом. — Ты невидимая для них? И неслышимая? Или договорилась как-то с ними?
— Я сделала себя незначимой, милый.
— Незначимой?
— Да. Так хотела к тебе. Что всё и получилось. Это сложная магия. Я и не думала, что способна на неё. Я как бы в твоей тени для всех. Чужие люди меня видят, и слышат, но я им кажусь столь не заслуживающей внимания, что им всё равно, кто я и чем занята.
— Вот это да! — изумился он. — То есть они тебя видят, знают, что чужая девушка взялась откуда-то на их ладье, причём фея, и им всё равно?
— Ну, Рун, вот пролетел светлячок, тебе разве есть дело, откуда он тут и куда направится дальше? Он для тебя незначим, совершенно, — объяснила Лала. — Так и я. Для всех сейчас. И очень надолго, между прочим. Наверное, недели на две. Или даже на три. Мы теперь сможем обниматься хоть при ком. И ночечки быть вместе. Вот.
— Да, Лала, — покачал головой Рун. — Ты великая волшебница.
— Ну, не великая. Но кое-что могу, — похвалилась она довольно. — А чья это заслуга?
— Хоть в чём-то я полезен, — порадовался он.
— Наскучалась, — произнесла Лала расслабленно. — Так хорошо с тобой.
Они замолчали. Тишину ночи снова нарушал лишь сверчок.
— А ты наскучалась по мне или по моим объятьям? — с юмором задал вопрос Рун, изображая подозрение.
— Глупенький ты, Рун, — улыбнулась Лала. — Хоть про магию не спрашиваешь, и то слава богам.
— Ну, это уже пройденный этап наших отношений, — поведал он беззлобно.
— Правда-правда? И больше не будешь упрекать меня, что я с тобой только из-за неё?
— После месяца на озере? — усмехнулся Рун. — Когда-то ты желала моих объятий только из-за магии. Я это точно знаю.
— Ну, правильно, когда ты был чужой. Чего ты хотел?
— Ничего. Просто… это… обидно было… немного. Временами. Как будто всё равно один. Нет меня, есть только магия.
— Бедненький, — поиронизировала Лала ласково. — Ты, котик, не понимаешь, ты радоваться должен, что я так нуждалась в твоей магии, что постепенно полюбила и тебя самого.
— Да я радуюсь. Очень, — сказал он с теплотой, поглаживая её по плечику. — Но всё же у тебя жестокая природа.
— Я тебе всегда это говорила. Обниматься с тем, кто не суженый, и даже с незнакомцем. Не жестоко?
— Ну да, пожалуй, — согласился он. — А если бы ты не испытывала счастья, ты бы стала обниматься со мной сейчас?
В его словах чуткая душа Лалы уловила еле различимые нотки неподдельной грусти. Она подняла голову, посмотрев на него с любовью.
— Да, — в её голоске было столько искренности, и доброты, и невыразимых чувств приязненных, что у него аж отдалось горячей волной внутри. — Ну что ты, милый. И почему я не должна испытывать счастья от объятий с нежным другом?
— Ну вот, — полушутливо омрачился Рун. — Опять я друг. Ещё недавно был возлюбленным как будто.