– Только одна, на которой мы с ним рядом с его вертолетом.
– Я показал фото бабушке. Она признала в нем мужчину, который пытался увезти Люсеньку.
– А я тебе что говорила! Это дядюшка нас подменил, больше некому.
– Допустим. Как же твоя работа? Люсенька же не сможет себя выдавать за тебя.
– Проще простого: эпатаж чистейшей воды и ничего более. Чтобы делать мои передачи, не нужно быть семи пядей во лбу. Единственная трудность – изо всех сил разыгрывать из себя дуру. Особенно перед собой. Иначе передача не получится. Люське, наоборот, даже притворяться не придется. Все остальное элементарно: выдергиваются из толпы возле метро несколько молодых личностей с туповатыми выражениями лиц, запихиваются в изолированное помещение и включается камера. Остальное они сделают сами. Надо только следить, чтобы молодежь не оказалась слишком умной, иначе все испортит. Мои помощники немедленно заменяют особо выделившихся, особенно умственными способностями, на новеньких, и шоу продолжается дальше. Бесконечно долго, годами. Поэтому они там и без меня прекрасно справляются.
– Твои помощники тоже не должны отличаться особым умом?
– А вот здесь немного сложнее. В работе я не люблю дураков, так как это бизнес. Я работаю не за интерес, а за очень большие деньги. Поэтому помощники у меня должны быть очень умными. Но не умнее меня, конечно, иначе тоже все развалится. Им, умным и интеллектуальным, сложно приходится, так как они делают не передачи своей мечты, а некий искусственный суррогат современной жизни молодежи, замешенный на пошлости и низменных инстинктах.
– Неужели твои передачи кому-то нравятся?
– Сама поражаюсь: у них самые высокие рейтинги.
– И тебе не стыдно за них?
– Это всего лишь бизнес.
– Ты это серьезно?! То, что ты своими отвратными передачами души человеческие калечишь, молодые, доверчивые, не знающие еще жизни, – это, по-твоему, лишь бизнес?! Ну, знаешь! Тогда дядюшка прав, сослав тебя на край света. Чтобы ты образумилась, пришла в себя от преступной вседозволенности.
– Обидеть хочешь, да?
– Нет, пытаюсь выяснить для себя, на самом ли деле ты изменилась или только притворяешься, чтобы, воспользовавшись моей помощью и вернувшись, снова начать свою бурную деятельность по растлению бедной молодежи. Как же за это, должно быть, хорошо платят, если ты не видишь в подобном «творчестве» ничего преступного. Я бы на месте твоего дядюшки поступил так же.
– Но ты не на его месте. – Мила тревожно взглянула на Алексея. – Что ты будешь делать, если после возвращения я займусь тем же? Откажешься от меня, бросишь?
– Ты моя жена. Как перед Богом, так и перед людьми. И я принимаю тебя такой, какая ты есть. А если снова примешься за старое и начнешь дурить, единственным действенным способом останется – вернуть тебя обратно в скит на повторную перезагрузку сознания.
«Есть и другой способ, – подумала Мила, – более простой и реальный: перестать быть твоей женой».
– Не я, так кто-то другой займется молодежью, до которой сейчас нет никому дела. А я хоть как-то ее просвещала. Думаешь, если меня сейчас там нет, то и передачи мои канули в Лету? Да мою порочную эстафету уже давно подхватили. Та же Люсенька, будь она неладна. Ей для этого и особого ума не потребуется. Это мне приходилось лезть из кожи вон, чтобы ненароком не сочли опасной и не отобрали канал. Стоит только случайно высунуться из серой массы, тут же без головы останешься. Знаешь, сколько у нас таких героев – всадников без головы? Махали-махали шашками, да и домахались – сами без голов остались. А что толку от мертвого таланта, даже если им и восхищаются, ему поклоняются? Те, кто его уничтожил, будут стоять у гроба в первом ряду и громче всех рыдать. Потом станут рассказывать, что были его самыми лучшими друзьями и поклонниками таланта. Еще и мемуары напишут, деньги на чужой смерти заработают. Нет уж, лучше быть серой посредственностью, чем талантливым покойником.
– Считаешь, работа здесь ни при чем?
– Разумеется. Лишь дядюшка в состоянии обнаружить подмену, как бы сильно мы с кем-то ни походили друг на друга. И принять всевозможные меры, чтобы отыскать меня и вернуть назад. А раз до сих пор не разыскал, подмена – его рук дело. Поэтому мой тюремщик – он, и никто больше. Вот только зачем это ему понадобилось? Не понимаю!
– Чтобы управлять ситуацией, нужно не зависеть от нее. Поэтому внутри себя прими ее как испытание, а на внешнем уровне начинай действовать.
– Дрова, что ли, пойти порубить? – не удержалась от ехидства Мила.
– Можно и дрова порубить, если уж совсем худо станет от дурных мыслей. Сидя здесь, без дополнительной информации, мы вряд ли до чего путного додумаемся. Но попытаться стоит. Ты хорошо помнишь последние дни пребывания там?
– Совсем ничего не помню – ни последние дни, ни как здесь оказалась. Может, меня чем опоили? И что мне теперь делать?
– Радоваться, что жива осталась.