Поцелуй меня крепче

– Что ты сказал?! – Милу вдруг охватил истерический хохот. – Ты хоть понимаешь, что никакого «мы» не существует! Да кто ты такой, чтобы говорить «мы»? Разве ты мне – ровня? «Мы». – Она хохотала, показывая на него пальцем, и никак не могла остановиться. – А больше ты ничего не хочешь? Размечтался! Да у меня такие мужланы, как ты, мойкой машин занимались, не более того! Кто – ты, и кто – я, ты хотя бы понимаешь? Нет никакого «мы», не было никогда и не будет! Не желаю я больше притворяться и потакать твоим и старухиным желаниям, понял? Нет никакого «мы», есть только я – Мила Миланская! А ты – земля у меня под ногами!

У Алексея от жестоких слов похолодело внутри. Заяви она ему это до венчания, он бы только посмеялся и непременно нашел в своем арсенале такие обидные слова, что она захлебнулась бы своей злобой. Но теперь, когда Мила его жена перед Богом, у него даже и мысли такой не возникло. Перед ним уже не истеричная и взбалмошная бабенка, а жена, больная и нуждающаяся в его помощи. И он сам, добровольно, без чьего-либо понуждения взял на себя обязанность заботиться о ней.

– Хорошо. Я помогу тебе выбраться отсюда, – тихо сказал Алексей.

– Ты правду говоришь? – Мила пытливо смотрела на Алексея. – Нет!.. Ты все врешь! Ты это только что придумал. Ты мне постоянно врешь. Я ненавижу тебя! Я знаю – кто ты: тебя мой дядюшка нанял, чтобы наблюдать за мной. А как это лучше сделать? Правильно, влезть в мою жизнь в качестве мужа. Чтобы во всем контролировать меня. Сначала влез в мою постель, а теперь собираешься влезть в мою душу? – Мила рассмеялась в лицо Алексею. – Я тебя раскусила! Ты – его наемный агент, приставленный ко мне, чтобы следить за мной. Теперь я понимаю, почему ты просил меня рассказывать тебе все мои мысли. Тебе мало моего тела, ты решил проникнуть в душу, в сердце, в мою голову, чтобы контролировать меня всецело!.. Вот я смотрю на тебя, а вижу дядюшку и его волю. Как же вы похожи – он и ты, его холуй! У вас обоих душа холуйская. Я вас обоих ненавижу! Убирайся от меня!.. Нет, я сама уйду. У меня теперь одна дорога – к бабушке. Может, хоть она меня не предаст. Если, конечно, дядюшка не подсуетился и не перекупил весь скит вместе с монахами. Но я это выясню! Я это обязательно выясню!

Мила бросилась к выходу. Алексей сделал слабую попытку задержать ее, но она с такой жгучей ненавистью взглянула на него, что он отступил. И понял: если не отпустить ее сейчас, ситуация ухудшится настолько, что вернуть расположение Милы окажется практически невозможным. А этого он допустить никак не может.

Алексей смотрел ей вслед и утешал себя мыслью, что вовремя предупредил старушку о возможности начинающегося обострения болезни ее ненаглядной Люсеньки. Они договорились, что она больше не будет слишком эмоционально реагировать на выходки своей любимой внучки и отнесется, по возможности, ко всему спокойно и рассудительно. Только бабушке сейчас под силу ласково и ненавязчиво успокоить внучку и убедить ее в дружеском к ней расположении Алексея.

Он сел перед топкой, глядя на пылающий огонь. Зачем ему все это нужно? А затем, что, если не Мила со своими проблемами, он попытается утонуть в собственном горе. Мила для него теперь та самая соломинка, за которую хватается утопающий. Воистину сказано: «Хочешь помочь себе – помоги другому».

Однако что-то не получается у него с помощью. Ни ей, ни себе. Всему, видимо, на свете есть предел. Вот и у него сейчас руки опускаются от безысходности, пожирающей его изнутри…

Мила влетела в избу как вихрь и, забежав в свою комнатку, с рыданиями повалилась на кровать. Испуганная старушка, прижав морщинистые ладошки к груди, жалостливо смотрела на вновь начавшую чудить внучку. Она присела рядом на табурет и принялась гладить Милу по голове:

– Бедная ты моя головушка.

– Бабушка, – причитала Мила. – Он предал меня. Они оба меня предали. Спаси меня, ведь у меня, кроме тебя, нет больше никого на свете. Ты одна любишь меня. Больше никто меня не любит. Никому я больше не нужна. Я не хочу так больше жить! Я не могу так больше жить! Помоги мне!

– Ты моя умница, ты моя красавица, ты мое солнышко! Не надо так плакать, не надо так убиваться. Все у тебя будет хорошо и распрекрасно. Да разве я допущу, чтобы кто-то тебя обидел? Да ни за что на свете! Ни один враг не посмеет коснуться тебя, ни один ирод проклятый. На всех лихоманку наведу, заговорю-запутаю, а никого к тебе не подпущу. Ты – моя радость, ты – мой свет в окошке! Без тебя я себе и жизни не представляю. Не плачь, солнышко, не плачь, родная. Все образуется, все перемелется – мука будет. А из муки я тебе пирог с яблоками испеку, твой любимый. И забудешь ты все свои горести-напасти, и останутся в твоей бедной головушке только светлые мысли.

Мила, как завороженная, слушала старушку и постепенно успокаивалась. Ей уже не хотелось ни о чем думать, куда-то срочно бежать и немедленно решать свои жуткие и неразрешимые проблемы. Старушка вышла из комнаты и тут же вернулась с кружкой теплого медового отвара, который заранее приготовила после разговора с Алексеем.