Фоско не смог оттолкнуть Марисоль, не смог сопротивляться. Тело не слушалось, не подчинялось приказаниям разума, да и тот стремительно мерк. Зато сердце громко кричало о любви. Руки сами по себе скользнули вверх, по гибкому стану.
– Марисоль… Я не в силах сопротивляться… Уходи… – прошептал он, поднимая голову, пытаясь собрать остатки своих сил и разума.
– Не сопротивляйся. Хотя бы раз пойди на поводу у своих чувств…
Фоско отстранился. По ту сторону окна вспыхнула молния, на миг озарив лицо Марисоль своим бледным светом. Фоско увидел пожар любви в ее глазах, и разум его погас вместе с молнией. Он принялся покрывать ее шею замаскированными поцелуями, а у нее перехватило дыхание от невыразимой нежности, которую, оказывается, мог дарить этот мрачный мужчина. Марисоль таяла в его жарких сильных руках, как ледышка в солнечных лучах, и даже не заметила, как ее руки потянулись вверх и сомкнулись на широких плечах. Фоско, лаская ее шею губами, по-прежнему скрытыми под маской, принялся развязывать шнуровку на платье. Почувствовав, как ткань свободной волной соскользнула с плеча, Фоско провел по нему подушечками пальцев. Марисоль показалось, что они слегка дрожат, хотя, возможно, это ее стремительно охватывала дрожь. Скользящим поцелуем он спускался все ниже, к трепещущей груди, где бешено колотилось разволновавшееся сердечко.
Марисоль охватил невыразимый восторг. Она напоминала себе свечу, которая плавилась под сладостными поцелуями, и сожалела только об одном: что тонкая шелковистая маска крадет капельку удовольствия. Ей хотелось почувствовать неприкрытую нежность его губ. Ведь если от поцелуев через ткань ее тело охватывает такой сладостный экстаз, то без этой преграды она, наверное, сможет достичь рая.
А Фоско уже стоял у его врат. Целовать любимую женщину само по себе было наслаждением. Давно забытым наслаждением. Он на мгновение оторвался от Марисоль и поднял голову, все еще надеясь выиграть в борьбе с чувствами. На лице ее отражалось неземное блаженство, и он судорожно сглотнул. Она открыла глаза, чтобы посмотреть, почему он прервал это удовольствие, и встретилась с его глазами, которые по-прежнему казались черными. В них плясали отблески трепещущего пламени свечи, хотя, возможно, это пылала в них страсть. Но читалась в его взоре еще какая-то нерешимость, смешанная со страхом и болью. Он поднял дрожащую руку и сделал жест, будто хотел стянуть с лица маску, но потом зажмурился и притянул Марисоль к себе, уткнувшись носом в ее волосы, пахнущие альпийскими цветами.
Новая вспышка молнии четко очертила их силуэты, слившиеся в самозабвенном объятии, в окружении причудливых теней, выхваченных из мрака. Электрический зигзаг будто оживил предметы: в этом мистическом мерцании они, казалось, задвигались. Неподвижными оставались только два сплетенных тела.
– Марисоль… Я не могу… – почти до боли сжал он ее в своих объятиях, мучимый ему одному ведомыми демонами.
– Почему? – спросила она, трепеща в его руках.
– Тебе этого лучше не знать… – ответил он с невыносимым отчаянием.
Она порывисто обвила руками его шею и прильнула к губам, встретив равнодушную ткань маски. Он шарахнулся, как от огня, попятился в сторону, вдоль стены, нащупывая ручку двери. Марисоль медленно опустила руки, и платье светлым водопадом соскользнуло с плеч, бесшумно упав на пол шелковыми складками. Она стояла перед ним: нежная, целомудренная, совершенная. У него остановилось дыхание, сердце замерло, и даже кровь на миг прекратила свой бег по венам. Он восторженно созерцал ее, не в силах отвести взгляд, боясь дышать, страшась, что она исчезнет, будто призрак. Но уже в следующий момент кровь понеслась по жилам, сжигая их, сердце дернулось в груди, горячее дыхание обожгло губы.
– Я люблю тебя, Фоско… – прошептала Марисоль, протянув к нему руки, делая шаг навстречу.
Новый разряд молнии ударил, казалось, прямо в стекло. Неистовый воздушный поток, сквозняком блуждающий по замку, задул свечи, и комната погрузилась во мрак, освещаемый лишь частыми вспышками молнии.
Не соображая, что делает, Фоско шагнул к Марисоль и порывисто схватил за хрупкие плечи. Все вокруг медленно поплыло куда-то, а они, обнявшись, начали падать. Ей показалось, что она летит высоко над землей, но в следующее мгновение она почувствовала, как Фоско бережно положил ее на кровать. Опершись на одну руку, он навис над ней и провел пальцами по худенькому плечику, по маленькой груди, по совсем плоскому животу, обжигая своими прикосновениями. Марисоль будто впала в полузабытье, в пьянящий сон, и единственное, что ее смущало, – это то неравное положение, которое возникло между ними: она была совершенно обнаженной, а он – все еще полностью одет.
Подняв руки, она застенчиво начала расстегивать рубашку. Стянув ее, Марисоль коснулась губами его груди. Внутри него словно вулкан проснулся, жаркой неукротимой волной понесся по телу. Он прижал ее к кровати, осыпая юное тело страстными «замаскированными» поцелуями, а она блуждала тонкими пальцами по его широкой влажной спине.