Поцелуй на прощание (СИ)

Казалось, это будет продолжаться бесконечно – счет времени Беларусь потеряла еще в первую неделю оккупации. Но однажды, в один из коротких светлых промежутков, девушка ощутила, что не может вздохнуть. Воздух вокруг сгустился до такой степени, что в легкие хлынул удушающе горячим потоком. Наташа захрипела и вцепилась в простыню, открывая и закрывая рот, будто выброшенная на берег рыба. К ней тут же подлетел Торис.

— Что с тобой? – исступленно он потряс девушку за плечо. – Ответь, Наташа! Наташа!

— Лит, — донесся из угла безнадежный голос Лукашевича. – Оставь ее. Она, типа, все.

— Нет! – завопил Литва и затряс агонизирующую Беларусь еще сильнее, так, что ее голова бессильно моталась из стороны в сторону. – Очнись! Ну, очнись же!

Наташа смотрела на него и видела и не видела одновременно. Мысли ее стали неожиданно ясными и четкими. «Напоследок я увижу у Ториса истерику», — подумала она, отрешенно глядя, как по исхудавшему лицу друга катятся крупные слезы.

Неожиданно Литва выпустил девушку, с ужасом посмотрел в ее лицо, отступил на пару шагов и вдруг принялся колотить в железную дверь подвала.

— Кто-нибудь! Помогите…

— Лит, — испуганно молвил Польша, глядя на приятеля расширенными глазами, — ты чего это?..

— Помогите! – воскликнул Литва хрипло в последний раз и вдруг, будто сдаваясь, соскользнул по двери на пол и затрясся бесшумно, уткнувшись лбом в колени. Наташа хотела сказать что-то, может быть, приободрить его, но вокруг горла сомкнулись ледяные тиски, безжалостно давящие рвущиеся из груди слова. Тело начало неметь, а разлившийся по жилам холод медленно, но верно подбирался к сердцу.

И вдруг из-за двери донеслись чьи-то тяжелые шаги, звук которых гулко отдавался от обшитых металлом стен. Литва еле успел отпрянуть от двери, как та с оглушительным треском распахнулась.

— Все живы?

Вопрос повис в воздухе. Ошеломленно пленники смотрели на возвышающуюся на пороге рослую фигуру в шинели.

— Здравствуй, Торис, — Ваня, довольно улыбаясь, шагнул в камеру. – О, Польша, какая встре… о, Господи!

Сильные руки подхватили Наташу, словно пушинку, и подняли над постелью. Трясущимися руками девушка обняла брата за шею, уткнулась носом ему в грудь и наконец смогла сделать короткий судорожный вдох, который спустя секунду обернулся громкими рыданиями. Впервые за много лет Беларусь ревела, как маленькая девчонка, сотрясаясь на руках России, и прижималась к нему, а с каждой слезой из тела ее словно утекала боль.

— Наташа, — Ваня нес ее по коридору, — не плачь, все хорошо уже, я тут… сейчас, вынесу…

Даже сквозь закрытые веки солнечный свет ударил девушке по глазам. Глоток пропахшего дымом и кровью воздуха показался глотком жизни. С наслаждением делая вдох за вдохом, Наташа щурилась навстречу солнцу, а Россия бормотал тем временем ей на ухо что-то успокаивающее, ласковое. Теряя уже сознание от потрясения, Беларусь успела обрывочно подумать, что знает, в чем состоит счастье.

Невнятный спор. Голоса. Затем вновь темнота.

Звук капающей воды, чей-то голос – незнакомый, но мягкий, исполненный заботливыми интонациями. Чья-то теплая ладонь отбросила со лба девушки слипшиеся, мокрые волосы, и Наташа ухватилась за нее, будто в этом было спасение. До ушей девушки донесся тихий смех.

— Приходит в себя…

Открыв глаза, Беларусь увидела склоненное над собой лицо светловолосого парня, оглядывавшего ее с теплой улыбкой. На носу незнакомца посверкивали очки.

— Воды, — попросила Наташа, облизывая губы, и перед ней тут же оказался до краев наполненный стакан. Утолив жажду, девушка не без усилий приподнялась.

— Где я?

— В военном госпитале, — ответил парень, забирая пустую кружку. – Советский лазарет переполнен, поэтому ты здесь.

— Советский?.. А ты кто? – мысли Наташи путались, она тщетно пыталась понять хоть малую толику происходящего.

— Меня зовут Мэтью Уильямс, — отрекомендовался ее собеседник. – Я Канада. Один из ваших союзников.

— Союзников?.. – Беларусь окончательно перестала что-либо понимать. – Погоди-ка… сколько я провела в плену?

Ответ одновременно поразил ее до глубины души и многое объяснил:

— Почти три года. А здесь ты уже две недели.

— Три года… — странным было осознание того, что несколько лет выпали из жизни, оставив после себя лишь черную пустоту. – Так значит… ты союзник? А кто еще?

— Америка, Англия, Франция, — перечислил Канада с выражением прилежного ученика. Беларусь откинулась на подушки и попыталась привести разбегающиеся мысли в порядок. Впрочем, для этого требовалось узнать еще кое-что.

— Ко мне кто-нибудь заходил?

— Заходил, — отрапортовал Мэтью, сосредоточенно надпиливая ампулу с прозрачной жидкостью внутри. – Твой брат, например. Очень расстроился, что ты не пришла в себя. Зато оставил – вот…

Тут только Наташа заметила на тумбочке рядом со своей кроватью вазочку с букетом чуть увядших васильков. Девушка с трудом подавила рвущуюся на лицо улыбку.

— А еще?

— Твоя сестра. Очень долго сидела рядом, но ничего не оставила. И еще один. Кажется, прибалт.

— Торис?

— Да, кажется, его так зовут. Он только вчера тут был. Принес шоколад.