Поцелуй небес

У самого магазина, привлекая внимание общественности, толпившейся у ящиков с длинными огурцами, стоял сверкающий автомобиль. «Грузинчик» распахнул перед Светланой дверь и она бухнулась со своим животом на заднее сидение, прямо под бок к Хосейну. Чмокнула горячо его в смуглую щеку, отмечая, что не набрасывается тот на нее с поцелуями, а пялится на живот. Потом руку протянул, дотронулся до натянутой барабаном трикотажной юбки и спросил:

— Мой беби?

— Твой, твой, можешь не сомневаться. Севен мандс, — и показала семь пальцев. Хосейн закачал головой, забормотал что-то по-своему, поминал, видимо, Аллаха, погрустнел. И было Ланке ясно, что огорчен он не ее проблемами, а тем, что ни «фри лав» ни «фак» сегодня не получится. От ворот, значит, поворот. Помолчали.

— Бай-бай, Катюша! Спасьибо, — сказал шах по-русски не к месту и «грузинчик» высадил даму из авто. Осталась она стоять среди огуречной очереди, обалдевшая, глядя вслед шустро умчавшейся машине. Доползла к себе в отдел на второй этаж. Набежали девчонки с вопросами. Ольга даже окошечко кассы под носом очереди захлопнула: «Экстренная пятиминутка о международном положении» — и с вопросами к Ланке:

— Что? Как? Сам прикатил?

— Порядок. К себе в страну хотел прямо сейчас забрать. Ну ничего не соображает — мне же документы надо оформить! Опять же — брак надо здесь заключать для выезда… А он говорит, только там, по их законам. — Ланка импровизировала на ходу. — Будем думать вместе, решать все постепенно…

— Да куда уж там, постепенно — живот на нос лезет, — вставила Завиха, сомневавшаяся в Ланкиных байках.

Но все же, когда родила Светлана в сентября мальчонку, пришла в роддом Завиха одна из первых, апельсинов принесла, сказала, что премию и матпомощь на нее выписала.

— Девчонки там твоему парню на приданое скинулись. Коляску Зойка от своей Анюты отдает. Ничего, что розовая, зато импортная… Молоко-то есть? Не грусти, Кончухина, мы его в ведомственные ясли устроим, в жильем как-нибудь поможем… Ты же все-таки не в гостях — на Родине…

Назвала Светлана парня Максимом. Красивое имя и ему очень подходит: смугленький, будто только что из Сочей, черноволосый, горластый. Ланка его головку издалека на каталке, развозящей мамашам младенцев, примечала: одна кучерявая, словно в шапке, среди белесых и лысых.

Притащила Максима в полуподвал. Мать от счастья развезло — плачет и плачет, даже крестится — откуда у нее это? Пить перестала — над внуком бдит. Целый мешок одежонки ему притащила, кто-то из офицерских жен, наверное, на бедность собрал. Жаль, что Женька где-то с цирком гастролирует, вот удивилась бы!

Похорошела после родов Светлана, хоть и ночей не спала — а румянец во всю щеку, стать новая в фигуре появилась — женская, гордая. Не будет она по углам жаться, позор свой скрывать — вон мальчонка, как игрушечный, только нос кнопкой, здоровенький, ладный, уже из коляски норовит выбраться.

— Здравствуй. Ты очень красивая, — подошел откуда-то сбоку Амир, словно вынырнул из кустов к скамеечке в сквере, на которой расположилась, покачивая коляску, молодая мать.

— Вот супрайз! Я думала, ты уже восвояси отбыл, сват! — не порадовалась встрече Светлана. Ведь ни разу не подали ей весточки арабские кобели. Нагуляли дитя — и забыли.

— Я только вчера вернулся. Надо вещи взять, документы и опять домой ехать. Воевать буду. У нас там плохие дела — революция!

— Чего-чего? — удивилась Лана. — Против кого революция?

— Против Хосейна. Хотят его семью власти лишить. Вот здесь тебе от него подарок, — Амир протянул пухлый конверт. — Ты жди. Искать тебя будет.

Но Лана поняла, что ждать бесполезно. Надо новую сказку про войну и антисоветскую революцию сочинять… А в конверте… в конверте были зелененькие крупные купюры.

Когда девчонки поменяли Ланке через кого-то эти доллары на сертификаты, она жутко разбогатела. Даже половины не смогла сразу в «Березке» потратить, хотя набрала все, что душе угодно. Выглядела Светлана теперь с хосейновскими подарками, как никогда — загляденье! Когда выходила гулять на бульвар в шубе голландской под зебру с импортной коляской, в которой восседал мальчоночка — весь с иголочки: в финском комбинезончике и красных сапожках, все аж оборачивались. Особенно часто крутился теперь возле Ланы некий Игорек. Этот парень, уже почти выпускник, приехавший в Училище откуда-то с Алтая, был единственным серьезным претендентом на роль законного супруга. Уже трижды за два года делал он Светлане предложение, покорно снося ее измены, или веря ее наглым вракам. В сущности, у нее с Игорем ничего особого и не было — несколько почти символических эпизодов — робок он был, да и на жениха не тянул. Встречалась Ланка с ним скорее из жалости — хилый какой-то, затюканный, а смотрит на нее как на королеву жарко и преданно. К беременной Светлане подступиться боялся, верил слухам про иностранца-жениха, но когда родила она безотцовщину, заявился с георгинами и прямо с порога: