Поцелуй небес

Евгения поднялась на второй этаж универмага в Светланкину галантерею. На прилавке стояла табличка «Учет».

— Нин, — наклонилась Евгению в кассу, — где это наша красавица пропадает? Не как областной слет ударников соцтруда? Нина зверем глянула в окошечко — нос красный, глаза вспухшие.

— Ты что, не в курсе? Убили Светланку… — И заголосила, выскочила из кабинки, а очередь — ничего, молчит — всеобщее сочувствие и понимание.

Новость облетела город еще утром, когда разошлись по домам дежурившие в ночную смену врачи, милиционеры и поднятые посреди ночи «Выстреловские» начальники. Разошлись отдохнуть, рассказав домочадцам о жутком ЧП, из-за которого теперь не одна шапка слетит. И понеслись слухи, перегружая нелепостью и без того скандальные факты.

Накануне вечером, в воскресенье, в 21.00 по московскому времени дежурный общежития курсов, едва присевший к телевизору для просмотра программы «Время», услышал на третьем этаже выстрел. Пока сориентировался, просигналил, как положено по Уставу на пост и поднимался к предполагаемому месту происшествия, услышал грохот и звон стекла. Прибывший через пять минут дежурный патруль обнаружил в комнате № 26, где проживали курсанты, Али Кулим и Фарид Бей, труп молодой женщины с огнестрельной раной в груди. Девица лежала на прибранной кровати в позе крайнего несогласия с происходящим: руки оборонительно прикрывали грудь, колени подтянуты к животу, в голубых глазах протест и удивление. В распахнутом окне сияло бледное июньское небо — признак северной «белой ночи» и колыхался край полосатой занавески, зацепившись за вырванную оконную петлю. Пустой светлый проем был похож на дверь, в которую только что кто-то вышел — торопливо и бесповоротно.

Перегнувшийся за подоконник сержант Глушков обнаружил внизу на асфальте распростертое тело мужчины с веслами в руках. Мужчина при близком осмотре оказавшееся курсантом третьего года обучения Игорем Пашутой, сжимавшим окровавленными руками обломки оконного косяка.

Дело не удалось толком прояснить. Поскольку главного участника происшествия выслушать не удалось (он скончался на следующий день не приходя в сознание от черепно-мозговой травмы), осталось все-же непонятным, почему Игорь Пашута, не будучи в сильной степени опьянения, выбрал такой странный способ самоубийства. А самоубийство было очевидным, так же, как и предшествовавшее ему убийство гражданки Кончухиной из табельного оружия.

Выходило так, что на «вечере отдыха» в клубе училища, как утверждали свидетели, пострадавшая весьма не товарищеским образом танцевала с курсантом второго года обучения Фаридом Беем, вызывая тем самым очевидное недовольство И. Пашуты. Затем Кончухина противозаконным образом проникла в комнату курсанта Бея, где и была настигнута разъяренным И. Пашутой. Руководимый чувством ревности, последний произвел одиночный выстрел из пистолета в грудь С. Кончухиной, после чего закрепив ремень в верхнем проеме оконной рамы пытался повеситься, оттолкнувшись ногами от подоконника. Рама вылетела из оконного проема под тяжестью тела, самоубийца упал на асфальт, ударившись головой, что и явилось причиной травмы с летальным исходом.

…Узнав о трагедии Женя помчалась домой. Оттолкнула открывшего дверь Алексея и бросилась в комнату, где пристроившись на ковре, Максим сонно утюжил игрушечным танком стопку постельного белья. Женя охватила ребенка, прижала к груди и на глазах изумленного мужа разрыдалась. Рыдания перешли в истерику, она уже стучала зубами и не могла остановиться, давясь обрывками непонятных фраз:

— Игорь-то, Игорь, глаза кроличьи красные… Я знала, знала… Эх, Ланка, Ланка… дуреха чокнутая… Бедная, бедная моя девочка… Ночь Женя долго и упорно смотрела в темный потолок и, наконец, задумчиво произнесла:

— Самое глупое то, что ничего уже изменить нельзя… Максим спит и ничего не знает. Си-ро-та…

— Никакого детдома не будет, — тверд сказал Алексей. — Максима возьмем себе. Я же говорил — он мне всегда нравился… И знаешь, ведь он даже на меня похож!

Они сели у кровати, рассматривая заново чужого ребенка, который только что стал своим…

Оформить все бумаги по усыновлению оказалось нелегко — разные комиссии, акты проверки жилищных и материальных условий, установление юридического и фактического сиротства Максима Кончухина заняли несколько месяцев. Уезжая в конце августа, Алексей еще не знал результата и только к ноябрю получил от Евгении телеграмму: «Поздравляю сыном Максимом».

3

Это было их последнее семейное торжество. Всякий раз, встречая на каникулы мужа, Евгения чувствовала себя невероятно счастливой и могла бы поклясться перед самым придирчивым судом, что благодарит судьбу за каждый день, проведенный вместе, что готова ждать и терпеть не ропща и смакуя час за часом разлуку, неизменно завершавшуюся встречей.