Понимая, конечно, Евгения, что это игра, представление и что, возможно, манежная «невеста» чья-то прочная жена, а Леша, летя в туманном свете прожекторов думает как раз о ней, о Жене. Но ощущение было такое, будто получила скверную анонимку и злые слезы наворачивались сами собой. Вечером бабушка с дедушкой устраивали маленький семейный праздник для именинницы Вики, в первую очередь, и для взрослых тоже. Явился одним из первых с лиловыми хризантемами и коробкой шоколадного ассорти некий Леонид, подозрительно зачастивший в эту зиму к Дороговым. Молодой, перспективный офицер исполнял обязанности помощника Михаила Александровича. Но уже чувствовалась в спортивном, плакатно-улыбчивом капитане какая-то западная бодрая хватка. Леонид часто засиживался у начальника после совместной работы и даже стал бывать на воскресных обедах Дороговых, упорно приглашаемый Татьяной Ивановной. Родители-то парня далеко — при исполнении воинского долга в германии, и все праздники он совсем беспризорный. Леонид охотно играл с Викторией и Максом, по-видимому, вообще детей любил, быстро находил с ними общий язык. Зимой даже пару раз катал вместе с Женей на санках разноцветных малышей в парке, не забывая вытащить вовремя из кармана какую-нибудь детскую финтифлюшку, а Евгении как-то прочел стихи Бодлера по-французски, правда, с ошибками. Но тут же рассмеялся:
— В меня родители образование силком вколачивали — и теннис, и музыкальная школа, и уроки иностранного языка — к дипломатическому поприщу готовили. НО в МИМО я не прошел — недостаточно силенок у отца оказалось, чтобы сына в такой престижный ВУЗ закинуть. Вот теперь и блещу в Солнечногорской глуши с такими-то дарованиями…
— Да вы, Ленечка, в провинции не засидитесь, — заулыбалась Татьяна Ивановна. — Миша рассказал, что на Вас весьма интересные виды у руководства имеются.
— Это, жена, военная тайна! — с деланной суровостью пресек разговор Дорогов и указал гостю на пианино:
— Вон инструмент без дела стоит. Огласите, юноша, празднество звуками. А то Евгению уже два года не допросишься.
— А что, я парень не гордый, в консерватории концертировать не стану, а для друзей с удовольствием выступлю — Леонид подсел к фортепиано. Начать, полагаю, следует с лирической… Он раздумчиво пробежал пальцами по клавиатуре, и бодро вошел в колею модного мотива: «Листья желтые по городу кружатся, листья желтые на плечи мне ложатся». Леонид начал подпевать, приятным домашним баритоном, слегка имитирующим Кобзона. В комнате повеселело, с помощью хозяев и гостей душевно зазвучало хоровое исполнение романсов и самых популярных шлягеров.
Виктория и Макс, получив положенные подарки, спали в другой комнате, Татьяна Ивановна убрала грязную посуду, накрывая стол к чаю.
— Ты что как неживая сегодня? Устала, дочка? — заглядывала мать в лицо Евгении, убиравшей на кухне остатки салатов в холодильник. — Поди, поди, с гостями посиди. Небось Леонид для тебя старается. Вот парень, так парень! Все праздничные дни остается в части, чтобы к нам зайти, даже по Москве, как другие, не мотается. С тебя вон глаз не сводит. И все так — без надежды! — она со вздохом облизнула палец, выложив свежую «Прагу» на блюдо.
— Я все вижу, мам. Хороший парень. Только к чему мне он? Скоро Леша вернется, обещал на пенсию выйти — у них же с 35 лет! — без энтузиазма заспорила Женя.
— Ой, радость какая! — съехидничала мать. — И опять будем здесь твоего пенсионера пристраивать, к нормальной жизни приспосабливать… Да, ладно, прости, ты сама уже взрослая… — Татьяна Ивановна сняла фартук, швырнула мимоходом на табурет и поплыла с тортом в гостиную, на ходу подпевая: «Только раз судьбою рвется нить…».
В комнате зажгли торшер и приятный полумрак охотно впитывал в себя аромат хризантем, запах клубничного варенья, духов и любовное томление печального романса.
Женя облокотилась на фортепиано, и когда умолкли финальные аккорды, неожиданно для себя сказала:
— Лень, «Не уезжай ты, мой голубчик» знаете?
— Как раз мой любимый романс! А давайте, Евгения Михайловна, попробуем на два голоса? Потихоньку… — предложил Леонид.
— Отчего же потихоньку, я могу и громко. В музшколе всегда солировала. — Евгения стала рядом и почти не примериваясь и не подстраиваясь они запели дуэтом так, будто репетировали ежедневно. На душе у Евгении было странно приятно, как-то душераздирающе сладко — ведь пела она про Лешу, обращалась к нему, но пела с другим — голос к голосу, наслаждаясь послушным партнерством и тем, что этот человек, такой милый, легкий, чуткий думает сейчас о том же — о ее любви к Алексею и своем соперничестве с ним. И абсолютно, как сказала мать, безнадежно…
Им бурно аплодировали и просили «что-нибудь еще». Певцы долго копались в вариантах, и, наконец, вытащили из памяти романс «Гори, гори, моя звезда», который Леня исполнил один, шутливо-страстно поглядывая на Женю.