Потому что этот Мар должно быть имел какое-то отношение к нашим с Анжело размышлениям, он был невероятно стар, скорее всего у него была власть принимать решения над всеми Марами, что существуют, также и над Анжело… Могу ли я попросить его, чтобы он вызвал сюда Анжело?
— Я хочу кое-что с тобой сделать, благодаря чему тебе будет легче вынести это, — прервали его слова равномерный рокот. — Чтобы это не причинило тебе боли.
Вынести — что вынести? Что я должна вынести, что причинит мне боль? Метаморфоза? Действительно ли она настолько болезненна, что мне понадобится такая мера? Я почти замерла, когда моя память холодно напомнила о том, что я уже слышала однажды подобные слова. Кто-то что-то со мной сделал, чтобы я смогла лучше вынести настоящее, чтобы оно не причинило боли.
Я прижала кулаки к глазам, чтобы вспомнить, и образы приняли форму и приблизились, как знакомые призраки, которые я прогоняла, когда бодрствовала, и которые преследовали меня, когда я спала. Это была звёздная, холодная ночь, я увидела мои босые ноги на мокрой траве, голова на его плече, в то время как времена года пролетали мимо нас… Горячее солнце светило в спину, шторм развивал волосы и ледяные снежинки падали на затылок.
— Почему ты меня не разбудишь? — спросила я его, а он ответил:
— Потому что прощание причинит сильную боль.
Колин… Это был Колин, Колин незадолго до своего бегства от Тессы. Тогда он что-то со мной сделал, благодаря чему стало легче вынести прощание; даже печаль я приветствовала на несколько часов. Потом она разбила мне сердце, навсегда.
— Колин, — прошептала я и дрожащими пальцами коснулась моего искажённого рта. О Боже, Колин. Колин, которого я любила и который похитил мои мечты. Он их похитил — или нет? Я была уверенна в том, что похитил. Если это правда, то любая мысль о нём — это слишком. Но что если нет? И почему мне хотелось плакать, когда я думала о нём?
Нет, лучше сейчас не думать о нём, я должна сосредоточится на том, что мне предстоит. Если я должна что-то лучше вынести, тогда Мар возможно имел ввиду вовсе не метаморфозу, а хотел показать или сказать что-то плохое. Ещё хуже, чем прощание с Колином прошлым летом?
Что это может быть? Может это всё-таки касается самого Колина? С ним что-то случилось? О нет… нет… Он рассказывал, что украл формулу у одного из древних, во время кражи и уже в первый раз, чуть не расплатился за это жизнью. Острый камень разорвал кожу на его голове — камень, как в этой пещере. Инстинктивно я прикоснулась рукой к затылку. Существо передо мной должно быть и есть тот древний Мар, он обо всём узнал и наказал Колина, убил его… Он убил его! Именно это он и хочет показать мне, смерть Колина, чтобы я знала на что подписываюсь, если окунусь с мир Маров. Чтобы я не стала такой же своевольной, как он…
Мои мысли мчались вперёд, перепрыгивая одна другую, в то время как я пыталась выползти из пещеры задом, подальше от этого Мара, только бы он ничего со мной не сделал, не сказав зачем.
— На твоей совести Колин! — выдохнула я слабо. — Я знаю, ты убил Колина!
— Нет. — В первый раз он открыл рот, сказав это слово, а я отказалась от попытки бежать, как будто кто-то разъединил все мои нервные окончания возле спинного мозга. Я больше не могла двигаться. — Он ограбил меня, в то время, как я похищал — кощунство среди нас Маров и самое ужасное преступление, какое существует. Я должен был убить его.
— И ты не убил, потому что…? — спросила я более воинственно, чем разрешала ситуация.
— Потому что в этом не было смысла. Он похитил формулу из моей головы. Её там больше не было. Мне нужно было, как только я пришёл в себя, в свою очередь похитить её у него, но я также знал, что сама по себе для него она бесполезна. Он должен был, как можно быстрее, передать её дальше. Существам, которые могут любить.
Он передал её мне. Мне… Но в этот момент даже я больше не могла её вспомнить.
— Тогда ты теперь похитишь её у меня. А потом убьёшь. Прекрасно. Давай, не стесняйся! — потребовала я дрожащим голосом. — Однако я её больше не помню, может так случится, что ты ничего не найдёшь! Но пожалуйста — моя голова — это ваше царство. Так ведь уже всегда было, не так ли?
Он мягко улыбнулся.
— Ты снова вспомнишь её, моё дитя, и тогда надеюсь, поможешь мне однажды. Сделай это, когда будешь готова. Я хочу уйти, я здесь слишком долго. Это неправильно, что я ещё тут. Я хочу умереть.
— О да, это мне знакомо, — проворчала я. — Раздражающая, старая шарманка. Я не официальная эвтаназия для Маров, ясно?
— Речь не об этом.