— Тильманн, мне так жаль, по-настоящему жаль, что ты из-за меня… из-за меня стал наркоманом, потому что я забыла тебя и больше не заботилась, но я… я… — Нет. Здесь нечего объяснять. Он всё равно не сможет понять, и это хорошо. Только дураки поймут.
Тильманн перестал жевать и опустил ложку, в то время, как его брови сошлись на переносице, а выражение лица становилась всё более скептичным.
— Что? Ты думаешь, я начал принимать наркотики, потому что ты меня забыла? — Я кивнула. Он брюзгливо рассмеялся и снова склонился над своей тарелкой, чтобы наколоть на вилку последние три лапшины.
— Не. Ты мне нравишься, но я всё же смог бы это пережить.
— Да, смог бы? — спросила я слегка задетая, моя первая, спонтанная реакция в этом разговоре, и она мне совсем не нравилась. Я и в правду здесь не та, кому стоило предъявлять претензии.
— Да, смог бы, не думаю, что буду когда-либо принимать наркотики из-за чего-то подобного. Это ничего не даст. Ты не можешь заставить другого любить тебя. Тем боле с помощью наркотиков.
— Но тогда почему? Просто так?
Тильманн поставил тарелку на прикроватную тумбочку и подавил отрыжку. Он коротко встряхнулся.
— Ба. Мой желудок всё ещё протестует. Эли, подумай… Я снимал тебя на камеру, не так ли? Ты больше этого не помнишь?
— Припоминаю что-то в этом роде. — Он снимал меня без разрешения, что до сих пор беспокоило меня, когда я об этом вспоминала, потому что он шпионил за мной, хотя это ни к чему не привело, так как результат был ничтожным. Он даже снял меня вместе с Анжело. — С Анжело, — повторила я собственные мысли шёпотом. Он преследовал нас, как частный следователь, с видеокамерой… чтобы снять меня и сильно опасного Мара…
— Вижу, постепенно в твой котелок снова возвращается движение, — прокомментировал Тильманн. — Я принимал их, чтобы защититься от него, чтобы он не заметил меня и не раскусил. А так как мне приходилось снимать вас довольно часто, чтобы собрать хороший материал, мне приходилось также довольно часто что-нибудь принимать. Что же, так чаще всего и появляется зависимость.
— И ты даже не собрал хорошего материала! — страдальчески воскликнула я. — Ты совершенно напрасно бросился в этот омут! — Я считала его действия невероятными, а ещё более невероятным то, что другие молча это допустили. — Кроме того, я всё равно виновата… только это другой вариант вины.
— Эй, ты ведь не засовывала мне эти штуки под язык, не так ли? Более того, это были хорошие кадры, ты даже не знаешь насколько хорошие… Только ты этого больше не осознавала, когда мы тебе показали. Если ты посмотришь монтаж сейчас, то испугаешься саму себя, поверь мне. Я его не выбросил, он ещё здесь. Хочешь…?
Я поспешно покачала головой.
— Лучше не надо. — Я и так достаточно себя боялась, этот страх перекрывало ещё только моё отвращение к себе. — Всё же это не принесло никакой пользы. Всё было напрасно! — Теперь мне всё-таки не удалось сдержать слёзы.
Тильманн пожал плечами.
— Метод проб и ошибок. Иногда срабатывает, иногда нет. Думаю, он в любом случае заметил меня и только потому ничего не предпринял, что знал, ты выберешь его.
И потому, что действия Тильманна были ему на руку, подумала я с горечью. С помощью этого фильма Тильманн, Пауль и Джианна помогли ему. Злыми стали другие, не желающие, чтобы я стала счастливой. А на самом деле Тильманн испортил своё здоровье, чтобы пробудить меня.
— Я никогда не смогу загладить вину, — сказала я, что закрепилось в моей голове, как разрушительная уверенность.
— Что за ерунда, — грубо возразил Тильманн. — Сними свои одежды кающийся грешницы, это невозможно выносить.
Я настроила мой глаза ещё немного резче, направив взгляд на его руки. У него есть следы от уколов? У меня почти нет опыта с наркотиками, но я достаточно слышала и читала о них, чтобы знать, что от героина никто больше не может по-настоящему оправиться. Мать всех наркотиков, но также и самый скверный. Что это за маленькие красные пункты, веснушки или зажившие шрамы от уколов? Я не мола разглядеть точно. Тильманн заметил мои поиски и провёл себе по левому сгибу локтя.
— Вначале твой брат вкалывал мне иногда уколы от боли, это всё. Я не такой безрассудный, Эли.
— От боли… это было настолько ужасно?
Тильманн приподнял одеяло и вытянул свою левую ногу. Она была перевязана.
— Только в комбинации с моими ранениями и ожогами. Слишком много сразу. — Да, эти раны он тоже получил по моей вине.
— Значит героин не принимал? — спросила я с надеждой.
— Нет. Я никогда не буду его принимать. Знаешь почему? Думаю, он действует так же, как Тесса. Или наоборот: Тесса подействовала на меня, как героин. Ты хочешь этого снова и снова. Я пережил её два раза, а уже и одного было достаточно, ещё третий — и я был бы потерян. Но это не означает, что я не тоскую по этому чувству…