Я заметила, что кормилицы наблюдают за мной. Я ожидала, что они неодобрительно нахмурятся или скорчат мины, но… Ничего. Все трое почти сразу отвели глаза, потеряв ко мне интерес, когда Каян заговорил:
– Итак, на столиках вы найдете чистые листы бумаги и угольные карандаши. Андрат, поможешь раздать всем? – он обернулся на мужчину, стоящего у стены. Тот кивнул и приступил к делу, пока Каян продолжал: – Всем играющим нужно загадать человека, которого знает каждый в этом зале, и нарисовать его за отведенное, равное для всех время.
– Нарисовать или попытаться нарисовать? – кокетливо похлопала ресницами черноволосая Вида.
– Кто как может! Не страшно, если не умеете рисовать, так даже лучше!
– О, конечно, – засмеялся кто-то в зале, и остальные поддержали его дружным хохотом.
– Так интереснее и веселее отгадывать! – Каян вернулся к нашему дивану, по пути прихватив бумагу и карандаши для нас обоих. – Главное, постарайтесь найти в загаданном человеке какую-то особую, выделяющую его деталь. И тогда даже художником быть не надо, чтобы все поняли, кого вы изобразили. Ну что, готовы рисовать?
И на следующие минут двадцать зал погрузился в творческое молчание. Слышался шорох бумаги и скрип грифелей.
Первое время я осторожно, исподлобья смотрела на присутствующих, пытаясь понять, кого лучше изобразить. Рисовать я умела хорошо – навык отточила в школе, когда помогала Анти с порталами. Так что не сомневалась, что мой портрет получится узнаваемым.
Но кого рисовать?
Первый, кто пришел на ум, – Каян. Но я отбросила этот вариант тут же, едва мысль о нем промелькнула в голове. Слишком очевидно. Да еще и может сойти за флирт, а я этого не хотела. И без того испытывала к Каяну более теплые чувства, чем стоило.
Я метнула взгляд в конец зала. Туда, куда почти не дотягивался свет свечей.
Найвара усердно рисовала, приложив бумагу к стене. Изобразить ее было бы хорошей идей… Если бы девчонка меня не избегала. Загадаю в игре ее и буду выглядеть доставучей прилипалой. Найвара ясно дала понять, что мое общество ей не особо интересно. К чему даже неосознанно пытаться пробить эту броню?
Рисовать кормилиц я не хотела, потому что еще слишком ярко помнила об увиденном в карете… и в воспоминаниях Рафаэля. Изобразить кого-то из слуг, с кем мы обменивались хотя бы парой фраз, я не могла, потому что для быстрого портрета не слишком хорошо помнила их лица, а выделить яркие черты не могла.
И тогда я решила, что самым простым и безопасным путем будет изобразить того, кого в этой комнате сегодня нет.
Рисуя Рафаэля, я испытывала смешанные чувства. Злилась, изображая его дерзкую улыбку. Я восхищалась, когда плавные линии ложились волнами кудрей. Сочувствовала, когда росчерки карандаша превращались в остроконечные уши. Смущалась, с невероятной точностью изображая глаза с легким прищуром.
И, наконец, я ужаснулась, когда портрет был закончен. Уж больно реальным он получился. Будто это не бумага, а зеркало, в которое Рафаэль жаждал заглянуть, но не мог.
– Время истекло! – объявил Каян, когда тонкая свеча на столике перед нами догорела.
Все отложили карандаши и грифели и перевернули бумагу рисунками вниз. Некоторые шутливо просили соседей показать свои творения, поделиться, кто на них изображен, но все упрямо молчали.
– Кто-нибудь хочет показать свой портрет первым? – Каян выпрямил спину и оглядел всех присутствующих. Пока смельчаки решались, он наклонился ко мне, чтобы шепнуть: – Сейчас будем выходить по очереди, чтобы остальные угадывали, кого мы нарисовали.
Я в последний момент успела перевернуть свой рисунок, чтобы Каян не увидел, кого я изобразила. Сердце забилось чаще, когда поняла – в моей работе нет никакой загадки. Это признание Рафаэлю и всем вокруг: его образ прочно отпечатался в моих мыслях.
Первые участники уже выходили в центр зала. Они поднимали рисунки над головами и медленно поворачивались так, чтобы все могли рассмотреть портреты. Если угадать долго не получалось, то бумагу с творениями пускали по рукам.
Мужчины и женщины выкрикивали имена, аплодировали, если угадывали, и разочарованно всплескивали руками, если нет. Они смеялись и спорили, зная, что в этой игре нет ни победителей, ни проигравших. Это просто забава.
Но я не чувствовала себя ее частью, пока в сердце бушевала непогода.
Мне нельзя выходить с этим рисунком в центр зала. Я просто… не могу.
– Тиа! – выкрикнул Каян, и я испуганно вскинула голову.
Думала, что мне пора показать свой портрет, а я ведь совершенно не готова! Этот нужно выбросить и успеть нарисовать новый. Пульс зашкаливал, но тут я поняла – зря.
– Это Тиа! – подхватили остальные, и я увидела, что свой рисунок показывает Сариэль.
Корявый, простенький. Будто ребенок черкал. Простой овал – это черты лица. Пара завитков – глаза. Кругляшки по бокам головы – мои пучки волос. Но самое главное – черные, жирно выделенные рога, идущие ото лба кзади.
Перехватив мой взгляд, Сариэль улыбнулась. Не тепло, но и абсолютно беззлобно. Простая дежурная улыбка, которая вырвала меня обратно, в реальный мир из моих размышлений.