— Не хочу жертв, — коротко ответил Брайер. — Да и драться с тобой под мышкой будет не очень удобно.
— А, так это — забота о других? — не удержалась я, чтобы не съязвить.
— Тише, — шепнул колдун, останавливаясь. — Почти пришли.
Почти пришли — так зачем остановились?
Тем более что никакой усиленной охраны впереди не наблюдалось — просто тупик, просто дверь — ветхая, даже без замка.
— Вас держали здесь? — засомневалась я. — Как-то убого. И даже не запирали?
— Представь себе, сто лет назад дверь была покрепче, — ответил Брайер и быстро облизнул губы.
— Волнуешься? — поняла я его состояние.
— Боюсь, — сказал он очень серьезно и вдруг взял меня за руку, хотя никакой необходимости в этом не было. — И хочу всё узнать, и боюсь. Но нам же надо… всю правду…
Как бы я ни старалась изображать равнодушие, но каждое прикосновение, каждый взгляд, голос Брайера — всё действовало на меня, словно колдовской дурман. Окутывало, очаровывало, напрочь отключало соображение. Вот и теперь я почти утратила способность мыслить разумно. Почти — потому что промолчала, хотя очень хотелось крикнуть: да бросай ты всё это! ну их, эти тайны! и фею туда же! и друзей твоих, которые тебе совсем не друзья!
— Надо узнать правду, — повторил Брайер уже твёрдо и шагнул к двери.
— Да, ты прав, — сказала я, с усилием сбрасывая дурман — или что там ещё могли наколдовать колдуны, чтобы заморочить бедных девушек. — Правда — это важно. Узнаешь правду — и всё будет ясно. Всё станет на свои места.
— Что — станет? — он опять остановился и посмотрел на меня.
Последний шанс удрать отсюда. От Тедрика на смертном одре, от феи, которая шлялась по всему Швабену, теряя вещи и раздавая поцелуи…
Заманчиво, но в глубине души я понимала, что это невозможно. Хотя бы потому, что Спящий красавец должен был обо всём узнать. Сто лет сна покажутся детской забавой по сравнению с годами сожалений… Когда мог сделать, но в последний момент отступил… Когда побоялся правды и предпочёл найти причину, чтобы оправдать собственные малодушие и трусость…
Что-то щёлкнуло в моём сознании, совсем как замочек потайной двери.
— Всё в твоей жизни, — сказала я Брайеру. — Пора бы тебе разобраться со своей жизнью, Шпиндель. Разобраться, а не вертеться, как веретено. Открывай дверь. А то стоиь тут, трясёшься, а там, может, и нет твоего Тедрика. Одни только мыши.
Брайер опустил голову, глубоко вздохнул, а потом толкнул дверь и шагнул через порог, прожолжая держать мою руку.
Теперь я заволновалась не от нежных прикосновений, а по той простой причине, что если возле Тедерика усилили охрану, то Брайеру будет несподручно сражаться — держась одной рукой за меня, а другой за варган.
Как он там сказал? Не хочу драться с тобой под мышкой?
Очень замечательно. А теперь цепляется за меня, будто я — спасательный круг…
Но я зря ожидала увидеть за дверью отряд вооруженных до зубов монахов, последователей Тедерика — или кто они на самом деле. Комната была тускло освещена парой светильников в стеклянных колбах, и возле узкой низенькой кровати сидел на трёхногом стульчике тощий, нескладный юноша в коричневом балахоне до пят. Парень читал нараспев какую-то книгу. Я уловила латынь, а потом увидела, что на кровати находится сухонькое сморщенное существо — совсем немощный и совсем лысый старик.
Поверх одеяла безвольно лежала худая рука со скрюченными пальцами. Кожа обтягивала череп, глазницы провалились, глаза были плотно закрыты, и я в первое мгновение подумала, что мы с Брайером опоздали — Великий Тедерикс отошёл в мир иной без помощи мостов, порталов и прочих приспособлений. Старик больше походил на скелет, чем на живого человека.
Наверное, Брайер тоже так подумал, потому что остановился, и так стиснул мою ладонь, что я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли.
Юноша, продолжая читать, перевернул страницу, потянулся и заметил нас.
— Вы кто?! — выпалил он, вскакивая и роняя книгу. — Что вам здесь нужно? Вам сюда нельзя!
Он попытался заслонить постель, раскинув руки и встав у нас на пути. Лицо у него плаксиво задёргалось, но он старался держаться храбро.
— Здесь нельзя находиться, — тараторил он, будто словами можно было построить баррикаду между нами. — Я позову старшего…
— Это — Тедерик? — спросил Брайер, и голос у него дрогнул.
Юноша сразу замолчал и, помедлив, сказал:
— Д-да, это — Великий Тедерикс.
— Он умер? — снова спросил Брайер, не двигаясь с места.
— Жив, но без сознания, — с запинкой ответил юноша. — Он уже третий день без сознания. Мне приказано читать молитвы для освобождения души. Прошу покинуть…
И тут старик открыл глаза — резко, широко, и уставился на нас, не мигая.
От неожиданности я взвизгнула, юноша шарахнулся в сторону, не понимая, что происходит, и только Брайер, наконец-то отпустив меня, шагнул к кровати, споткнулся о стульчик, не глядя отпихнул его ногой, и встал на колено, вглядываясь в лицо старика.
— Тедерик? — повторил он тихо. — Это ты?
— Вы не можете… — умоляюще начал парень, но я шикнула на него, и он покорно замолчал, заламывая руки.