Он даже удивился: что может быть не так? С детства в его дом мог зайти кто угодно, разве бывает иначе? Гости всегда приходят. Куда им ещё идти, особенно если пятница или суббота?
Мария пила с ними от скуки, но ром почти не опьянял её, как других. Она смотрела на компанию трезво. Гости взрывались хохотом и пытались объяснить ей шутку, но смешное рассеивалось в объяснениях. Одиночество Марии разгонялось и тянулось от морских берегов через Поднебесную в суровые земли.
Пока все надрывались от смеха, в её душе ворочалась тревога. Она замечала, что и Амир здесь посторонний. Все жаждут беззаботности, хотят сжечь жизнь весельем. Амиру нужно быть среди них, актёру не выжить в одиночку. «Он верит в их братство, но как же он инороден», – думала она. Даже если вокруг тесно от людей, он вне круга с блуждающей космической улыбкой, грустью в янтарных глазах, с мечтой о чистом искусстве. Он сам не знал этого, это видела только Мария.
Амир носил еду на бамбуковую циновку, следил, чтобы каждому всего хватило, чтоб все расселись как следует. Ходил в лавку за закусками, приносил остатки посуды, наблюдал, чтоб людям было хорошо.
– Я бы хотел сыграть антагониста, жестокого и полного зла, – рассуждал Амир, выпив, – человека, который раньше был невинным, ждал чудес и любовь. Но не безумца, как Джокер, а парня, у которого с головой всё в порядке, просто он очерствел.
Друзья кивали:
– Это сложный характер, как ты покажешь его невинность в прошлом?
Потом кто-нибудь говорил:
– Что толку мечтать? Звёздами становятся лишь дети звёзд.
После этого все выпивали ещё, словно хороня кого-то.
Мария не понимала разговоров, ей становилось скучно, она уходила на балкон. Перила были в несколько слоёв завешены мокрой одеждой жильцов. В открытые окошки соседей было видно, как возятся на кухне три женщины в пёстрых платьях, наверное, свекровь и невестки; другая семья лежит на полу, смотрят телевизор; маленькие мальчики строят башню из спичечных коробков. Душа сжималась от чужого уюта. К ней выходил Амир, тихонечко стучал ей по плечу.
– Не надо, не надо слишком много думать. Большие вещи требуют долгого времени. Я знаю, что это плохой дом для тебя, но мы должны быть терпеливыми и понимающими. Мы так сильно изменили свою жизнь, что она ещё не привыкла к нам. Где светит солнце, там и тень. Не плачь, я не могу жить, когда ты плачешь.
Альпийские луга
Им было хорошо известно, что история их со стороны уродлива, глупость и блажь. Так говорили другие. Но их встреча, то, что с ними происходило, вознесло их над всем земным. Оно утратило значение. Они уже не искали ничьего благословения, потому что испытали прикосновение света.
Амир смотрел с обочины на Марию в автобусе, который вот-вот сорвётся, полетит по тёмным дорогам. Перед тем как водитель закрыл дверь, Амир зачем-то крикнул в салон: «Я скучаю», и все внутри поднялись, чтоб посмотреть, кто кричит. Потом он побрёл, сгорбившись, вдоль магистрали, которая рвала ночь оглушительными сигналами авторикш.
Настали мёртвые дни. Солнце неслось, как ядерное колесо. Стены домов были горячими и вытягивали из улиц последний воздух. Случайно Амир отравился водой из питьевого крана рядом с пляжем Джуу. В болезни он чувствовал себя одиноким псом, брошенным умирать на подстилке. Гоувинд купил ему в аптеке какие-то порошки, он принимал их без всякой дозировки, слоновьими порциями. Наконец выкарабкался. На слабых ногах поехал по книжным магазинам, разыскивать словарь. В лавках на Андери такого не продавалось. Он отправился в большой магазин «Китаб Хана». Близость к Колабе, к Воротам Индии, рубанула по сердцу. Теперь он знал, что делать. Такая же пьяная решимость была у него, когда он встал и вышел из заводской конторы в разгар рабочего дня.
Понимая, что шанс только один, он выучил шипящие нелогичные фразы её языка. Ему казалось, что он жуёт кору, да выручили навыки актёра, натренированный голос. Он пошёл на почту, позвонил и спросил, проговаривая каждую букву:
– Пригласите Мария.
Он услышал детский смех, топот ножек, далёкие шаги в тишине. Всё это было так долго, что он представил огромную её квартиру, просторную словно луг. Потом в трубке стукнуло, и она сказала весело:
– Алло.
– Это я, Амир, остров Элефанта. Ты должна быть со мной в Индии.
Связь была удивительно чистой, как если бы он стоял у края альпийского луга её дома. Он слышал, как она дышит в грандиозном девственном пространстве, как колышется белая трава, а где-то по линии горизонта несётся целая стая детей. От простора он смутился, вспомнив свою «Ашриту», сказал:
– Да, индийский стиль жизни другой, и я очень переживаю за тебя, – его стало трясти, словно болезнь ещё жила в организме. Пот тёк по лицу, по глазам под солнечными очками, – приезжай, и если ты захочешь, то останешься, привезёшь детей, им будет хорошо… у моря.