Он сам не верил, что говорит такое, перепугался, что сошёл с ума. Но от дыхания в трубке понял, что всё правильно, другого не может быть. Пусть приедет хоть со всеми своими родственниками, какая теперь разница.
Изгнание
Бесконечный тусклый день закончился для Марии. Она всегда предчувствовала, что он пройдёт. Ребёнком, у которого зубы от страха стучали, в детском саду на дне многоэтажек, школьницей, в коричневых стенах класса, студенткой, женой, матерью в таких же стенах, в которых никогда ничего не меняется и не произойдёт. Только серое небо будет лежать неподвижное над серым асфальтом, день за днём убивая жизнь, где она не любима никем, где она – просто функция, запись в тетради чужой жизни. Выкупленная по случаю девчонка окраин, которую носят, как золотой браслет, и оставляют в безмолвных лагунах комнат.
Всё время в Марии кипел и варился невидимый людям отвар, которому некуда было излиться.
Прожитое было долгим днём в ожидании звонка Амира. Когда он позвонил, отвар был готов, крышка вылетела, ароматный кипяток затопил всё до последнего капилляра, а на небесах взошло шафранное солнце.
Детей ей сразу не отдали. «Ещё не хватало, чтоб они там тифом заболели!», «Устройся, вымой всё со спиртом, а уж потом посмотрим», – говорили мама и свекровь. Только муж её был спокоен, её отъезд открывал и ему многие дороги. Он разумно предложил съездить, осмотреться, зарегистрировать брак, как положено по документам, найти школу и потом уже возвращаться за детьми. «В этой стране наверняка всё не быстро, – говорил он. – Разберёмся, думаю, здесь пока. Есть бабушки, в крайнем случае, найму няню». К облегчению Марии, он не дал ей сроков. «Только подпиши вот это, чтобы никаких денег из меня не тянули со своим азиатом. Иначе их не увидишь больше, поняла?» – Он кивнул в сторону детской, усмехнулся, представляя разочарование и ничтожность соперника, которому нужна белая, чтоб выбраться из нищеты. Расставание прошло, как деловые переговоры, никаких сожалений. Лица, словно закрытая на молнию рабочая папка. Может быть, в ней хранилось хоть что-то? Никогда не узнать.
Думалось ей ясно, но как-то иначе, будто вели её базальтовые боги острова Элефанта, а она лишь наблюдала за самой собой. В два дня Мария собралась, взяв несколько любимых платьев, кожаные сандалии на каблучке. У неё имелись некоторые украшения, но она их не положила, подумала, что могут украсть или даже вырвать серьги из ушей. Да и не хотелось ей ничего.
Остальные вещи Мария упаковала, но не забрала, рассчитывая на скорое возвращение. Шубу отдала подруге, которая, как остальные, сказала ей: «Не знала, что ты такая дура». А потом добавила: «Хотя, если честно, я тебе завидую. Вот так всё поменять, и ты не боишься».
В день отъезда всё вокруг казалось макетом из сырой бумаги: кварталы, деревья, целый город, накрытый стекловолокном неба. В детской пол был усеян тысячами бумажек для папье-маше. Она решила не убирать: «Ерунда, вернусь, подмету!»
Бесцветная изморось летела, делая стены домов тёмными. Насмешливое лето обещало прийти через год. «Да какого чёрта мы должны здесь жить! – подумала она о себе и детях. – Судьба пришла в мои руки».
Но чувство Родины сжало сердце, когда самолёт, набирая высоту, склонился, и она увидела в иллюминаторе километры сосен, одинокие шоссе с точками грузовиков. Потом иллюминатор закрыло рваное облако.
Бездна
Рухнул тайский бат[18]
, люди с разных концов земли спешно забирали из региона свои капиталы. Денежный шторм пронесся по Азии, направляясь дальше в мир. Пока жили в Асансоле, деньги Марии на обратный билет обесценились. Теперь их хватало только на рикшу до аэропорта.Просить родных значило унизить себя и Амира, подтвердить, что да, она помешанная, как они и говорили, что она сделала, конечно, совсем не то. Гордость и упрямство не позволили ей просить, а больше признавать ошибку.
Ходили слухи, что люди во всём мире разорились за одну ночь. В Японии и Южной Корее бросаются с крыш высоток целыми корпорациями. Выяснить, правда ли это и как обстоят дела в её стране, было не у кого. Она знала, что муж её неуязвим. У него всегда водились и запасы на тёмные дни, и знакомые в секретных кабинетах, значит, детям ничего не грозило. Да и везти их в сутолоку Дворца Ашриты, в чужой дом, было немыслимо.
Мария смотрела с балкона на вечер, и бездна людей пугала её. Они едва умещались в сжатые пространства. В комнатках-ячейках ютились огромные семьи. Бедность жила в каждом доме, сколько видят глаза.