Поцелуй василиска

В глубокой задумчивости генерал затягивался дымом из длинной бамбуковой трубки с маленькой расписной чашечкой наверху, тягучий и сладкий туман клубился вокруг, в ажурной лампе то и дело вспыхивал огонек, его отражение мерцало в очках генерала, словно василиск зловеще подмигивал. Но я знала, что он не видит меня. Дитер думал о чем-то своем. Может, вспоминал каждую из окаменевших жен, может, думал о матери, умершей от оспы, или о ненавистном отце.

– Дитер… – прошептала я и умолкла, выжидая.

Кто-то тронул меня за плечо. Я подпрыгнула и встретилась с осунувшимся лицом Ганса.

– Уйдите, – устало попросил адъютант, прижимая к груди наполненное водой ведро. – Фрау, пожалуйста.

– Но…

– Он все равно не узнает вас, – перебил адъютант. – Когда его сиятельство курит опиум, с ним бесполезно разговаривать.

– Как же так? – выдохнула я. – Это недопустимо… так нельзя. Надо что-то делать.

– Вы сделали все, что могли, – мрачно отозвался Ганс. – Позвольте мне самому разобраться, это не в первый раз.

Он оттеснил меня плечом и вошел, нечаянно обрызгав из ведра, потом тщательно запер дверь. В этой схватке с цепным псом генерала я проиграла, но интуитивно чувствовала: что-то должно вот-вот случиться. И это произошло в ближайший вечер.

На закате я помогала садовнику подрезать розовые кусты. Старик Бруно сначала отнекивался, ворчал, что не пристало молодой фрау заниматься черной работой, но я капризничала и упрашивала:

– Пожалуйста, миленький Бруно. Мне так скучно… Я совершенно не привыкла сидеть без дела, в замке нет ни Интернета, ни телевизора. Кроме Жюли, и поговорить не с кем.

Садовник непонимающе выпучил глаза, но позволил помочь ему. Я нацепила фартук поверх простенького платья с удобным корсажем, почти не сковывающим движения, и, негромко по-русски мурлыкая песенку, занялась розами.

На закате замок преображался.

Черепичные крыши отсвечивали медью, угрюмые башни наливались спелым золотом, окна посверкивали рыбьими чешуйками, только одно из них оставалось темным и будто поглощало свет – заколоченное наглухо окно запретной комнаты.

В отдалении протрубил рог. Я вскинула голову и сощурилась на палящее солнце.

– Что это может быть, Бруно?

Садовник нехотя оторвался от кустов и пояснил:

– Охота, фрау.

– Когда же его сиятельство успел улизнуть из замка? – удивилась я, и кольнула обида.

С одной стороны, адъютанту нужно во что бы то ни стало вытащить хозяина на свежий воздух, отвлечь от черных мыслей и разрушающего порока, с другой – мог бы поставить в известность и новую хозяйку, то бишь меня.

Рог протрубил вновь, на этот раз куда ближе. Мелодичный глубокий звук эхом прокатился по горам, ему вторил переливчатый лай собак.

– Это не его сиятельство, а его величество, – сказал Бруно и принялся нервно обтирать о фартук испачканные землей руки. – В земли Мейрдорфские пожаловала королевская охота.

Я вздохнула и, тоже обтерев руки, стащила фартук через голову. Хотелось пить, и я побрела к фонтанчику, журчавшему в тенистом уголке сада. Перегнувшись через мраморную чашу, набрала полную горсть родниковой воды, но едва успела донести до рта, как живая изгородь покачнулась, и что-то перемахнуло через нее, обдав меня запахом взмыленного тела. Вода, конечно, вся выплеснулась на платье, а я сама откачнулась и повалилась спиной на изгородь. Сердце подпрыгнуло к горлу, кровь прилила к щекам, и я привычно ухватилась за кулон, но он был безмятежно теплым, будто успокаивал и говорил, что опасность не грозит. Это и вправду было так. Напугавшее меня существо жалось к плющу, дрожа на тонких ножках-прутиках.

Молоденькая косуля!

Я опустила руки и как можно мягче произнесла:

– Не бойся…

Голос сорвался, косуля прянула ушами. Ее ноздри раздувались, бока ходили ходуном от быстрого бега. Я попробовала снова:

– Не бойся, маленькая. Вот, пить хочешь?

Протянула влажную ладонь. Темные, налитые страхом глаза смотрели недоверчиво, косуля отступила и задрожала как осиновый лист.

– Я не трону, – проговорила я и присела на корточки. – Вот так, шш… Пить хочешь? Иди-иди…

Боком, посматривая на меня, косуля подошла к фонтанчику, окунула морду в чашу и стала пить, подрагивая шкурой и навострив круглые уши. Я придвинулась на полшага. Потом еще на шаг. Задержала дыхание и дотронулась пальцами до короткой шерстки. Косуля замерла, но не отпрыгнула. Тогда я погладила ее по ноге и улыбнулась:

– Видишь, маленькая? Я не причиню тебе вреда.

Звук рога прокатился прямо за изгородью. Я вскинула голову, косуля напряглась, как пружина, я обняла ее за шею и прижалась к подрагивающему телу.

– Не бойся, – прошептала на ухо. – Я спасу тебя, никто не найдет. Пойдем со мной, пойдем!

И потянула ее по дорожке. Не знаю, почему, но косуля доверилась мне. Вздохнув почти по-человечески, она робко последовала за мной, едва слышно переступая копытцами по гравию. Мы дошли до маленькой чистой конюшни для жеребят, я погладила косулю по голове и велела ей:

– Жди здесь, поняла? И не высовывайся, пока охотники не проедут мимо.

Затолкала ее в конюшню и закрыла ворота.

Вовремя.