Спорить с этой престарелой женщиной было все равно бесполезно, тем более что они оба недолюбливали друг друга. По этой же причине не хотелось делиться с ней своими ночными кошмарами. Был бы дома отец, испуганный сын, возможно, и открыл бы ему «душившие» его изнутри чудовищные переживания, но делиться ими с вредной старухой, нет! Такого желания у ребенка, уж точно бы, не возникло. Он решил сам побороть в себе свои страхи без чьей-либо помощи. Потому-то резко стряхнув с себя остатки ночного кошмара, еще державшего под впечатлением его неокрепшую психику, он ловко спрыгнул с кровати и устремился на кухню, где дымились свежие блинчики: что-что, а готовить у бабушки получалось. Умяв сразу десяток, макая их в топленое масло, мальчик, постепенно «освобождая» свой детский мозг от лишнего «груза», уже через полчаса практически не помнил всего того, что так мучило его утром. Лишь смутное воспоминание продолжало сидеть где-то в глубине его подсознания, так до конца и не отпуская его мальчишечьи мысли.
Быстро расправившись с завтраком, Горячев поспешил на улицу, чтобы встретиться там со своими преданными друзьями – на этот счет от родителя запретов не поступало, в связи с чем старушка и не стала этому воспрепятствовать. Единственное, ей непременно захотелось узнать, стоит ли готовить к обеду первое блюдо:
– Ты есть днем заявишься или, как и всегда, останешься мыкаться? Если так, то я не буду себя утруждать готовкой никому не нужного супа.
– Вы все правильно рассуждаете, бабушка, – ответил ей мальчик, обувая кроссовки, – я сегодня останусь у друга.
Остальная его одежда, соответственно времени, составляла серую футболку и черные трико с белыми лампасами по бокам. Вот в таком простеньком одеянии юный мальчуган выходил в тот день из квартиры. Его обычно многочисленная команда к концу июня значительно поредела, «раскидав» его верных товарищей – кого в лагеря, кого к так называемым «пращурам», а кого с родителями в отпуска, в основном на Черное море. В городе оставались только два пацана, с которыми Витя и проводил все свое свободное время, а его у него было предостаточно – с раннего утра и до позднего вечера. Первым делом он отправился к Борцову Ивану, жившему в соседнем подъезде его же пятиэтажки. Тот еще находился в кровати, так как правила в его доме были намного менее строгие. Его родители не старались вырастить из своего сына кого-то особенного, предоставляя ему самому распоряжаться собой по своему детскому усмотрению. Его «предки», как их промеж себя называли неблагодарные детки, к этому времени уже ушли на работу, и Горячеву стоило большого труда дозвониться до своего лучшего друга. Наконец, после десяти минут усердных звонков перемежающихся с активными стуками в дверь, мальчик услышал полусонные причитания не выспавшегося и крайне недовольного хлопца.
– Хватит бурчать! – крикнул Виктор сквозь металлическую преграду, – Открывай уже и впускай меня внутрь. Опять, наверное, просидел в компьютере до утра.
В этот момент дважды щелкнул вполне прочный замок и железная преграда стала отодвигаться наружу, запуская пришедшего внутрь. Перед ним предстал вид полусонного ребенка десятилетнего возраста, который активно пытался протереть свои карие заспанные глаза. Он водил по ним кулачками так энергично, словно бы хотел просверлить в этом месте огромную дырку. Если судить о его росте, то он был чуть выше своего верного друга и значительно превышал его в физической силе, выделяясь крупными формами. Однако, и в том числе, несмотря на такие его возможности, авторитет Горячева перед ним был непререкаем, ведь даже невзирая на значительное внешнее превосходство, у этого человека характер был более мягкий, добрый и абсолютно покладистый, без особого стремления занимать какие-то главенствующие позиции. Его в основном круглое, но чуть вытянутое книзу лицо напоминало добродушного медведя из старого мультика; пышные щеки, обильно усыпанные веснушками, маленький не выпирающий нос и пухлые губы – все это выдавало уравновешенную натуру, с невероятной тягой к сладкому и более спокойному образу жизни. Тем не менее, вопреки таким своим, не имеющим склонности к руководству, качествам, значительно отличающим его от остальных членов «пацанской» команды, он имел в ней значительный вес и слыл для Вити одним из самых верных товарищей. Действительно, в каких бы переделкам им не приходилось участвовать, на этого еще небольшого, но уже достаточно сильного человечка всегда можно было бы положиться, не опасаясь, что в трудную минуту он кого-то сможет предать либо оставить на произвол не всегда любезной судьбе. Вот и сейчас, верный их мальчишеской дружбе, он, будучи в одних синих семейных трусах и когда-то белой, но уже до серости застиранной майке, стоял, готовый сопровождать лучшего друга в любой, даже самой авантюрной, затее.
– Опять, что ли, играл в свои «танчики»? – спросил его Виктор, разглядывая потрепанный вид заспанного товарища.