– На протяжение последних трех суток, – читал он определенные, помеченные им заранее, выдержки, – в трех городах нашей области, в нескольких городах соседствующих нам регионов и по всей стране повсеместно, участились случаи жестоких и одновременно необъяснимых убийств. Идет поголовное истребление народонаселения Российского государства, поэтому Министерство внутренних дел да и все наше Правительство в целом призывают к повышенной бдительности и вводят чрезвычайное положение. На усиление нашего отделения выделяются войска специальных подразделений, в том числе СОБР, ОМОН и военный спецназ. После десяти часов вечера в городе будет действовать комендантский час и все блуждающие и гуляющие будут доставляться в полицейский участок, – закончил он с посланием и дальше добавлял уже от себя, – эту информацию необходимо довести до всех наших граждан посредством телевизионной и радио связи. Требуется полностью исключить панику и, разумеется, мародерство.
Далее, шло перечисление общего числа жертв на территории области и доведение до каждого офицера непосредственно ему предназначенных в дальнейшем обязанностей. Совещание длилось до десяти часов дня и уже к его окончанию по всему городу были расставлены военизированные патрули, прибывшие на тяжелой военной технике. С таким подходом ни одна «мышь» не должна была проскочить незамеченной.
В то же самое время, как отец отправился на утреннюю планерку, Витя поспешил на встречу с друзьями. Еще с вечера они договорились встретиться на спортивной площадке, расположенной возле их школы, и, поскольку Горячев был вынужден задержаться, остальные его товарищи уже находились на месте пусть и не в таком многочисленном, но уже в полном, оставшемся в городе на лето, составе. С трудом отдышавшись от быстрого бега, предводитель этого ребячьего коллектива сразу же одарил всех вопросом:
– Вы слышали, что у нас в доме сегодня случилось?
– Нет, – подтвердили хором друзья, – нам ничего неизвестно.
– Только я видел, как полицейские убирали с улицы жуткие трупы, – добавил Толстый, живший в том же доме, что и их маленький предводитель.
– В двух квартирах на моем этаже, пока я боролся со сном, почти полностью были жестоко убиты две совершенно чужие друг другу семьи, – от родителя Виктор знал, что четырнадцатилетний Сараев пока еще остается живой.
– Да ты что такое, Брат, говоришь? – попытался Борцов выведать другие подробности – И что с ними случилось?
– Я и сам пока что, Толстый, не в курсе, – сморщил Горячев лицо недовольной гримасой, ничуть не меньше желавший прояснить те ужасные обстоятельства.
– Но как же так, – удивился третий товарищ, по привычке «хмыздая» носом, – ведь у тебя же отец полицейский? Он бы всяко тебе рассказал.
– Да? – раскраснелся Витя от внезапно охватившего его гнева. – Ты так в этом уверен? А то что он третий день не живет дома – это, по-твоему, как? Я не видел батю все это время, и чем он сейчас занимается мне, поверь, неизвестно.
– Хорошо-хорошо, – закивал головой более слабый товарищ, видя в таком состоянии друга впервые, а заодно, вспоминая, как тот вчера смог одним только взглядом остановить здорового незнакомого дядьку, – чего ты сразу же разозлился? Я ничего такого в виду не имею, а просто очень хочется себе прояснить, что в нашем городе происходит – вот и все мои мысли.
– Да, Брат, – подтвердил Иван утверждение Лехи, подмигнув тому одним глазом, – чего ты сразу «взандры» полез? Не знаешь – так и скажи, а чего орать-то на нас: мы и без тебя сильно напуганы. Давайте лучше подумаем, что будем делать?
Предложение было дельным, и трое верных друзей, насупив и без того хмурые лица, принялись усиленно размышлять над создавшимся положением. Вместе с тем оставаться в таком положении для неугомонных ребят было мучительной пыткой, и уже через двадцать минут они стали вслух делиться посетившими их идеями. Кощеев решил первым нарушить общее задумчивое молчание и, хлопнув себя рукой по лбу, озадаченно произнес:
– А что, если это пришельцы высадились к нам на планету и сейчас решили истреблять нас поодиночке? В таком случае мы все – как бывает в любом ужастике! – непременно погибнем.
– Брось, Кощей, нести ерунду, – осадил его сын полицейского, прояснив лицо так, что становилось очевидным, что его голову посетила здравомыслящая идея, – я долго думал, и вот что пришло мне на ум: прикинув к одному все события, я отчетливо понял, что все эти убийства связаны как-то со мной.
– Почему такая уверенность, Брат? – вставил свое замечание более высокий товарищ.
– Потому, Толстый, – продолжал разъяснять говоривший ребенок, хмуря к носу детские брови, – что оба дня, пока я спал ночью, то отчетливо видел, как были убиты сначала жители того дома, куда я вас водил, а затем полицейские. Только смотрите: никому об этом – ни слова!
– Нет, нет, – заверили оба приятеля, преданно глядя в глаза своему предводителю.