Потусторонняя одиссея

– Действительно, – согласился с его предположением заправский «сиделец», – до точки около километра, а принимая во внимание не спешную походку выбранного нами гонца, он вряд ли успеет обернуться за такое короткое время, – и тут же грозно посмотрев на Виталия, грубым голосом гаркнул, – чего расселся Костыль? Иди посмотри, кто там приперся! Может быть, это «менты»!

Скривив лицо в недовольную мину и невольно поежившись от неприятного ощущения, начинавшего захватывать душу и этого несмелого человека, кучерявый мужчина нехотя поплелся выполнять данное ему указание.

– Нам на всякий случай надо быть готовыми отсюда «линять», – высказал Седой вполне разумную мысль, недоверчиво озираясь по сторонам, – что-то мне все это как-то не нравится.

Тут он встал со своего места (они предпочли разместиться не в помещениях кухни, где было более грязно, а в спальной комнате, предназначенной для гостей, где было все же почище) и отправился в подсобное помещение, где находилась полуразрушенная русская печь.

– У него имеется там путь для отхода, – разъяснил преступник свой не совсем объяснимый поступок, – он, конечно, не очень уж эффективный и, в случае окружения, становится «беспантовым», но если же нас будут «брать» только спереди, то у нас появиться отличная возможность уйти восвояси.

Кентюрин, который уже небезосновательно догадался о том, кому именно в столь поздний час пришла в голову мысль посетить этот грязный рассадник преступности, уже хотел выбивать оконную раму и прыгать в образовавшийся от удара проем, вмиг ухватился за мысль о нестандартном уходе из этого дома. На дальнейшие размышления времени у него совсем не осталось, так как снаружи послышался наполненный сверхъестественным ужасом крик, очень похожий на голос Костылина и сопровождаемый ударом о деревянный каркас этого дома.

Возвращаясь к Виталию, следует рассказать, что, едва спустившись с крыльца, он тотчас увидел, как хлопает внушительная калитка, колыхавшаяся порывами сильного ветра. Еще минуту назад на улице все было тихо, и вот теперь словно из неоткуда налетел ураган, заслонив небо черными тучами. «Эк, идиот, – вспомнил он Сладкого, справедливо полагая, что это именно он забыл закрыть за собой массивную дверь, отделяющую улицу от приусадебного участка этой деревенской избы, – оставил незапертой… И зачем ему только эта веревочка?» Костыль не спеша подходил к ограждению, намеренно собираясь исправить оставленную хозяином дома, как он для себя полагал, непреднамеренную оплошность. Он уже приставил калитку в проем и совсем собирался заложить накладку на свое обычное место, как дверь с непревзойденной силой распахнулась назад, отбросив Костылина назад, вплоть до крыльца. Именно сейчас он издал тот оглушительный крик, улицезрев перед собой чудовищное явление, изображенное, должно быть, даже и призраком, свободно парящим по воздуху, одетым в странный плащ и широкополую шляпу. Кроме неожиданности, его ужас подогревался еще и тем, что природа словно разверзла свои самые черные недра и стремилась поглотить туда и этот дом, и всю прилегающую округу.

Седов, не ожидавший более дополнительных приглашений, запрыгнул на печную лежанку и с нее протянул руки к небольшому люку, вмонтированному в потолок этого отопительного приделка, и, резко его подтолкнув, освободил небольшой проем, способный пропустить в себя только одного, и притом нетолстого, человека. Именно таковым и являлся этот мужчина, и он поспешил воспользоваться предоставленной ему для побега возможностью.

– А ну постой! – крикнул ему вдогонку Кентюрин, одновременно поднимаясь на печные полати. – Ты это куда? Меня подожди.

Он проделал все те же движения и оказался на заваленном всяким хламом небольшом чердаке, где уже находился его провожатый. На тот момент он был очень увлечен открытием слухового окна, освобождая себе выход наружу. В тот же самый момент заржавленный серп, брошенный заправским движением, вонзался в правый глаз упавшего Костыля, насквозь пронзая его черепную коробку. Таинственный Незнакомец неспешно к нему приблизился, тупым основанием разодрал основание черепа, одновременно вырывая наружу ставшее таким опасным сельскохозяйственное орудие. Затем нанося удар за ударом, словно по перезревшей безмозглой тыкве, Существо методично кромсало эту хранившую мозг телесную оболочку, заливая всю близлежащую площадь бившей напором кровавой жидкостью, вперемежку с серым веществом и мелко-разрубленными костями, в том числе обильно обагряя крыльцо. Монстр продолжал свои действия, пока от головы не осталась одна лишь торчащая кверху кость позвоночника. Его необычный костюм также обильно окрасился кроваво мозговыми останками, придав его и без того жуткой фигуре еще более ужасное выражение.