Потусторонняя одиссея

В таких сомнительных кругах это была самая уважительная рекомендация, и два других товарища Сладкого утвердительно мотнули на такое представление головами. Между тем хозяин посчитал необходимым обозначить и их преступные привилегии:

– Костыль и Седой, также неоднократно судимые.

Если принимать во внимание их внешние данные, то они мало чем отличались от того бомжеватого вида, коим был облечен Засахарин. Они в той же мере были давно «опустившимися» членами социального общества и жили за счет того, что удавалось заполучить в результате любого незаконного рода деятельности, предпочитая больше всего всевозможные обманы, они же «разводы», и в том числе кражи. Первый – это Костылин Виталий Владленович, едва достигший пятидесяти двух лет от рождения; его довольно высокий рост, сочетаясь с худощавой фигурой, действительно, придавал ему вид медицинского костыля, что, спрягаясь с фамилией, и послужило к «награждению» его отличительным прозвищем; одет он был в рваные джинсы и засаленную рубашку темно-серого цвета; на ногах у него, в отличии от хозяина, предпочитавшего носить старинные яловые и еще отцовские сапоги, были обуты в потрескавшиеся кроссовки; морщинистое лицо его было худым, с впалыми, вопреки остальным, гладко выбритыми щеками; нос являлся крючковатым, с огромной горбинкой; губы, толстые, выпирающие, постоянно причмокивали; пепельного цвета кучерявые волосы были без явных признаков седины и торчали далеко за лопоухие уши. Второй, Седов Александр Алексеевич, он же Седой, заслужил свое преступное «погоняло», как за счет фамилии, так и за совершенно седые, беспросветные волосы; он давно уже достиг пятидесятидевятилетнего возраста и, вопреки своему невысокому росту, едва превышавшему сто пятьдесят сантиметров, считался в этой группе не только старшим, но и самым авторитетным; его телосложение было достаточно коренастым и не лишенным физической силы; продолговатое, чуть вытянутое, лицо покрывалось трехдневной щетиной и выражало собой большую уверенность и непередаваемую жестокость; маленькие серые глазки не выражали совершенно никакого ума и были наполнены лишь непробиваемым, где-то даже звериным, упрямством; нос прямой, спускавшийся из-под нахмуренных дугообразных бровей, продвигался к тонким плотно сжатым губам, выдающим злобность характера и лишний раз подтверждавшим безжалостность этого человека; ушки, небольшие, плотно прижаты. Весь вид его отчетливо говорил, что этот мужчина не «вылезает» из мест лишений свободы и задерживается на «воле» исключительно на непродолжительном протяжении времени. Вот и сейчас, именно он организовал эту преступную вылазку, чтобы похитить с местного текстильного предприятия необходимый в работе электрический двигатель. Его подельники безропотно согласились и сейчас «половинили» украденный им предмет на составляющие запчасти.

– Не зря ли вы притащили сюда похищенную бандуру? – рассудил Кентюрин вполне даже здраво. – Вы не думаете, что сюда уже идут по вашему, без всякого сомнения, четкому следу?

– Не-а, – уверено ответил беспардонный постоянный «сиделец», – это запасной и его хватятся не раньше, чем утром. Мы же к этому времени отсюда «слиняем».

– Да? А как же хозяин? – продолжал допытывать более умный преступник. – Вы не задумывались над тем, что таким образом его подставляете? Вы то уйдете, а ему придется отвечать перед «органами» и объяснять, как это вдруг так оказалось, что к его дому ведет четкий отличительный след, а на территории имеются явные остатки разделанного на куски агрегата. А потом вы же и будете ему «предъявлять», что он вас якобы «застучал», хотя сами же на него и вывели – так что же в таком случае получается? – «стукачи» – это вы.

– Ты чего, самый умный? – грубо бросил Седой, ни на секунду не прекращая потрошить этот двигатель. – Не лезь не в свое дело, может быть, тогда уцелеешь.

Он ответил так грубо, еще не зная взрывной натуры Кентюрина, который не замедлил ее сразу же проявить. Резким и внезапным ударом ботинка, угодившим прямо в лицо беспечного, невероятно обнаглевшего незатейливого воришки, он тут же постановил – кто в этом преступном обществе является главным. Седов попытался возразить с расставленным без его согласия приоритетом и, резко поднявшись, выхватил из кармана выкидной нож, освободил острое лезвие и, наставив его на противника, выпучил от охватившего его гнева преступные зенки и хриплым плаксивым голосом заорал:

– Ты чего, «падла», тут «раскудахтался»? «Ваще» берега все попутал? А ну-ка подойди-ка поближе, я посмотрю, какого цвета в твоих жилах течет сейчас кровь.

– Как и у всех – нормальная! – ни на секунду не стушевавшись, проговорил беспощадный бандит. – И не тебе, «гнида», ее рассматривать. Я бы тебя простил – разумеется по незнанию, – но за «петуха» ты мне все же ответишь.