Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

В Петербурге все хожу смотреть литераторов. Был у Венгеровой и встретил там Струве, того самого Струве, который заведует экономическим материализмом и являет собой Мазини марксистов. Ведь он здесь в концертах выступает: поет арии из политической экономии. И после концертов марксистки обрывают ему фалды, чтобы иметь кусок сюртука на память… Если бы ты знала, какой он смешной! Первым делом внешность русского интеллигента старого пошиба, т. е., длинные прямые волосы, в которых он почесывает рукой, спутанная бородка, грязная рубаха, из-под которой видна старая фуфайка, вылинявший галстук. Сам длинный, тощий, бледный. За неимением другого сравнения, в нем находят сходство с Христом. Разве после 40 дней искушений в пустыне Христос был таким! Только я не полагаю, чтобы Струве знал искушения. Он уже от природы лохматый и тощий, да еще от Маркса… Поговорили мы с ним немножко. Венгерова старалась популярным доступным ему языком выяснить что-то о художестве, но он не соглашался. Тогда я пришел к нему на помощь, стал доказывать ему его правоту, но моя защита ему не понравилась, т. е., он даже оставил свою <нрзб> ниву, встав, и, нисколько не способен, оживленно доказывал, что можно иначе одерживать “учеников”, а не тенденций. А сама Венгерова очень милая женщина, такая простая и искренняя, совсем не то, что Минский и вся эта компания “декаденствующих”. Правда, она немного наивна, и как человек, и как писательница…[102]

Интересно, что он и Варвара ходят к одним и тем же людям, наблюдают, разговаривают. Но ее в Петербурге, видимо, уже нет. Они снова разминулись. Лев Исаакович все время испытывает чувство вины перед Анной Елеазаровной, которой приходится жить в одиночестве за границей, отдавать ребенка в чужие руки, чтобы учиться дальше медицине. Он пишет ей сердечные письма, в которых, конечно же, нет влюбленности, но есть понимание будущей общей жизни.

“Нехорошо только, что ты так мало обо мне вспоминаешь, – иронизирует он. – Того и гляди в самом деле забудешь. У меня наоборот. Я с каждым днем все больше чувствую, как много ты значишь и можешь значить в моей жизни. Сколько не думаешь о будущем, и как о нем не думаешь, всегда на фоне всех планов – ты. Я и не могу себе представить, что будет не только хорошо, а сносно, если не будет у меня тебя. И, представь себе, – этого я и сам не ждал, не только ты, но и Таня несмотря на то, что я несколько дней с ней пробыл, стала для меня частью меня самого. Как же дивился! Почему так привязываешься? Какие такие связи существуют?”

И вот, наконец, Варвара и Шестов встретятся спустя три года. Но эта встреча будет случайной.

Варвара Григорьевна по пути в Киев остановится в дорогой сердцу Переверзовке, куда ее все время звала Софья Исааковна, у Балаховских, которые для нее почти как родственники. И надо было, чтобы они с Шестовым встретились именно там, в месте, которое так много значило для начала их отношений.

Варвара рассказывает об этом Леонилле:

13 августа 1899

Переверзовка

…Лев Исаакович приехал внезапно, огорчил меня своим приездом безмерно и, кажется, скоро уедет. Мне ужасно тяжело с ним встречаться. Я стараюсь не выходить из моей комнаты или ухожу гулять с Из.<абеллой> Аф.<анасьевной> (Белла)[103], но все же встречи неизбежны. Софье Исааковне это тоже тяжело, но она не хочет, чтобы я уезжала. Может быть, потому что я люблю ее неподвижную красоту и пустынную ночь ее души.

18 августа 1899

…Слабая стала душа, не хочет выносить прощаний, недоразумений и нелепостей, в которых человеческие сердца обречены купаться в течении своей короткой жизни. Л.И. уехал.

Вспоминая то лето, Варвара запишет в своих дневниках:

Курск. Пены. Сахарный завод. Потревоженные тени далекого прошлого. На фоне меловых гор и свекловичных полей красивая, тоскующая среди своих плантаций Софья Исааковна. Ее брат, с которым была связана душа “дружбой, большей, чем любовь”. Тяжелое лето, когда дружба расшатывалась, заболевала недоверием, уходила из жизни. Чувство уходящей молодости. Переломные годы – дантовские. Дремучий лес, где Дант заблудился на “половине жизненного пути”[104].

Дремучий лес

Вспомнилась одна из встреч с Львом Шестовым в годы общего “богоискательства”. И его волнение, с каким он переводил мне, плохо знающей немецкий язык, строки из Заратустры: “Вы не искали меня, но думали, что нашли меня. Так делают все верующие. Я отниму у вас веру. И тогда, если вы будете искать – вы найдете меня. И никто уже не сможет после этого отнять у вас меня…”

Из дневника Варвары Малахиевой-Мирович