Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Аким Львович Волынский (Флексер) приезжал в Москву в ноябре 1901 года; по всей вероятности, тогда же он и передал Брюсову стихи Варвары Григорьевны: таким образом, записку можно отнести к концу ноября – началу декабря (в той же архивной единице, но отдельно, хранится конверт с почтовым штемпелем 2 декабря 1901 года: возможно, в нем она и лежала). Впрочем, продолжения этот сюжет не имел: на следующем (и последнем) письме Малахиевой-Мирович, присланном около 1903-го, Брюсов сделал пометку “Варвара Мирович, сестра Анастасии”. Примечательно, что в 1901 году адрес сестер совпадает. В “Северных цветах” за 1902-й помещены три новых стихотворения и два прозаических этюда Анастасии: “Ящерицы” и “Эльза”; под вторым из них сделана загадочная пометка “Villa Camille” – значит ли это, что она побывала где-то за границей? Между тем, ее стихи и проза не остались незамеченными: так, Блок, внимательнейший читатель первых “Северных цветов”, отметил на полях ее стихотворение из первого выпуска (наряду с драмой З. Гиппиус и стихами Брюсова). С той же Гиппиус сравнивал ее и не слишком доброжелательный критик А. Смирнов (Треплев): “К чести г-жи Гиппиус должно признать, что ее «небесные слова», действительно, небесно чисты, не отдают дурным запахом и не заключают ничего кладбищенского. Таковы же вещицы г-жи Анастасии Мирович, занимающейся красивым рукодельем из пестро окрашенных слов”. Весной 1902 года Брюсов поневоле должен был вспомнить о ней, получив записку с просьбой о гонораре за “Северные цветы”, препровождая ее компаньону по изданию, он язвительно замечал: “Мы забыли, увлекшись дешифрацией майевских письмен, о делах. Письмо прилагаемое напоминает. Сей девице т. е. им двоим я передам причитающееся. Но как быть с остальными”. При поступлении этого письма на архивное хранение, в музейной инвентарной книге было сделано примечание: “С вложенной в письмо запиской А. Мирович”: ныне записка утрачена, либо отъединена и хранится где-то среди неопознанных бумаг. Зато сохранилось последнее ее письмо:

6 августа 1902

Мне жаль, что наше знакомство так странно оборвалось, благодаря моему нездоровью. Я, положим, часто бываю с Вами, потому что на столе у меня Ваши стихи. Столько роскошного разнообразия в настроениях не дал, вероятно, ни один поэт, но это разнообразие повредило чему-то единому, тому душевному синтезу, который свойственен человеку и который я ценю в человеке. Вот почему мне грустно, когда я открываю Ваши стихи. Но ведь Вы же знаете, что Вам все простится – не мною, – а на тех весах, которые, я верю, скрыты за гранью нашего понимания и откуда получаем мы только извещения: простилось ли, нет ли. Я была у Вас – не знаю, говорила ли Вам прислуга. Я видела у Вас на столе конверт с пейзажем Венеции. Вы были там? Вы видели море? Если хотите написать мне – я Вам оставляю адрес: Станция Молоди по Курской ж. д. Мещерская больница. Терапевтическое отделение. Для меня. Нужно написать: фельдшерице. Иначе не найдут меня здесь. В человеке слишком много протестующего начала. Зачем оно? Боже! Кто захотел этой мировой трагедии. Если бы все люди были созданы по образу Авеля – пастбища и цветники покрыли бы всю землю.

А. Мирович[125]

Брюсов действительно в мае – июне был в Венеции. Неизвестно, ответил ли он Насте.

8 августа 1902 года Варвара пишет Леонилле:

Отвечаю тебе, Нилок, на киевский адрес <…>. Когда письмо твое пришло в Москву, я гостила у Насти – в двух часах от Москвы. В Мещерской больнице, где она обосновалась, по ее словам, на целую жизнь. Там психиатрическая больница на 700 человек и есть терапевтическое отделение, в котором Настя состоит фельдшером за 35 рублей в месяц и квартира с отоплением и светом и т. д. Я довольна ее устроенности и для ее нервов это лучше, чем лихорадочная погоня за хлебом по московским редакциям.

Итак, Настя теперь работает фельдшерицей в сумасшедшем доме в Мещерской больнице. Рядом дача Чехова. Он вложил в эти лечебницы немало своих средств. И странное соединение чеховского сюжета, описанного в “Палате № 6”, и Настиной судьбы совсем скоро произойдет в стенах этой больницы.

Общий круг: Семён Лурье

С Семёном Лурье Варвара и Настя познакомились тогда же, в начале 1900-х, в Москве – он был близким приятелем Льва Шестова. Они подружились еще в конце 1890-х годов, когда тот ездил в Москву закупать товары для семейного дела и навещать своего незаконного сына Сергея Листопадова. Семён Лурье был не только богатым фабрикантом, у него была масса увлечений и талантов: философ, юрист, журналист, публицист, литературный критик, редактор, издатель (еженедельника “Еврейская неделя”), член редколлегии журнала “Русская мысль”.