Верно, трудно было бы мне долго ждать. Я сужу об этом по тому, как дрожали мои руки, когда я разрывал конверт, стоя в корридоре гостиницы, как долгое время, поглощенный чтением, я не мог разобрать, что говорил мне управляющий гостиницы и все повторял ему в ответ одно и то же, так что чуть не поссорился с ним. Верно, было бы очень тяжело. Мне чудилось самое нехорошее. Но, этого нехорошего нет. Вы назвали меня в первый раз другом – и спасибо Вам, Варвара Григорьевна. Вы большую тяжесть сняли с меня. Но – еще большую наложили. Не тем, что признались, что Митя[252]
мог изменить Вас – хотя это признание как нож вонзилось в сердце, не тем все-таки. Я сразу вырвал этот нож, но не вырвать другого – того, что Вы написали мне о себе… Ужасно подумать! “<Нрзб>, Бога у меня нет, и я не знаю, найду ли я его и потому все мне <нрзб> но ничего, кроме смерти мне не хочется”.