Потусторонним вход воспрещён

Я внимательно рассматривал портрет незнакомца, осознавая, что точно знаю еще как минимум одно его имя. Если чуть изменить прическу, убрать бороду и надеть современный костюм, сходство лиц становилось очевидным.

— Нет, Марго, — наконец негромко проговорил я под всеобщее выжидающее молчание. — Сейчас этого человека зовут вовсе не Александр Пель…

Она, впрочем, не дослушала. Наклонилась, стремительно выхватила из-под осколков белый прямоугольный листок — тот прятался между портретом и задней стенкой рамки.

— Смотрите.

Листок оказался фотографией. Точнее, даже фотокарточкой, как чаще говорили в старину. На поблекшем черно-белом снимке с виньеткой фотоателье проступала фигура молодого человека чуть старше двадцати, может двадцати пяти. Широко улыбаясь, он держал на руках трехцветного, крапчатого окраса кота. Судя по всему, довольно упитанного: сила притяжения тянула кота вниз, на морде было написано все, что он думает о желании хозяина заграбастать его на руки.

— Что это? Никогда его не видел. — Пашка, конечно же, имел в виду снимок, а не самого изображенного на нем незнакомца.

— Даже не знал, что он там спрятан. — Ярик взял из рук Марго фотографию, поднял, разглядывая на свету.

— Надпись! — воскликнула Марго. — Сзади.

Мы перевернули фотографию и прочитали имя, написанное размашистым наклонным почерком:

«Вольдемар Пель».

ЭПИЛОГ Еще не конец. Свое время

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

Как можно заметить, восьмистишие Г. Р. Державина, написанное за три дня до кончины поэта (8 июля 1816 г.), представляет собой акростих: по первым буквам строк можно собрать послание — «РУИНА(ы?) ЧТИ», что несомненно отсылает нас к непреложному мировому закону: живо настоящее, пока жива память о прошлом…

Дневниковые записи А. В. Пеля, без даты

Литейный мост, 28 августа 1876 г.,

Александр Пель и Вольдемар Пель

Нева, покрытая мелкой, бликующей на солнце рябью, вздрогнула от подземного толчка.

Волны тревожно зашлепали о берег, разбиваясь пеной на гранитных плитах разрытой набережной. Возле опор строящегося моста показались крупные пузыри. Что-то темное, неразборчивой формы, медленно поднималось из глубины метрах в пяти от берега и наконец всплыло.

Сипло втянув воздух, Вольдемар рванулся и забарахтался на поверхности, тяжело дыша.

Мир перед глазами превратился в череду мерцающих мутных пятен. Жадные до кислорода легкие горели огнем, речная вода заливала лицо.

Вольдемар заозирался.

Солнце в необычайно чистом, почти неоново-желтом небе уже валилось за горизонт. С дальнего берега безоблачное полотно протыкал шпиль Петропавловского собора. Он слабо золотился в вечерних сумерках. Тяжелая, будто напитавшаяся дневным жаром, вода вязко обволакивала тело.

Отплевываясь от водорослей и мокрых волос, Вольдемар по-собачьи погреб к берегу, выбрался из воды и вытянулся на пологом спуске.

Над рекой, напоминавшей расплавленное золото, кружили чайки. Пахло прелыми водорослями, жирной глиняной почвой, мокрыми досками и немного тухлой рыбой.

Острый угол плиты уперся в ребра.

— Ну что, братец, как жизнь? Хороша водичка? — окликнул сверху знакомый смеющийся голос.

Вольдемар напрягся, собрался с силами и перекатился на спину.

В паре шагов от него стоял худощавый высокий человек с седой, аккуратно стриженной бородкой, в сером пальто и очках, с тростью в руке.

— Здравствуй, Александр.

Глеб Борисович Гусев, а точнее, Александр Васильевич Пель прижал руку к груди и изобразил шутливый поклон: «К вашим услугам».

— Ты меня чуть не убил. — Вольдемар оттолкнулся от плиты и рывком сел. Воспоминания путались, сплетаясь в калейдоскоп обрывочных картин.

Литейный мост в разгар оживленного буднего дня. Черный водоворот, поглотивший кукол и сестру Марго. Неожиданный толчок в спину и падение, будто разом исчезли перила моста. Тугой всплеск воды и затем темнота…

Александр переложил трость из одной руки в другую и деловито проговорил:

— Живое смерти не ищет, а мертвое, как известно, не боится. Все с тобой было бы в порядке, не переживай.

— Не было б… — тихо проговорил Вольдемар.

После всего случившегося в Академическом переулке, возле калитки во двор отца, к Башне грифонов, где расположился Институт, после нового уговора с Мастером — бессмертие в обмен на второй шанс вернуть Кудель памяти — уже ничего не могло быть прежним.

Но произносить этого вслух Вольдемар не стал. Он огляделся:

— Какой сейчас год?