Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Не дожидаясь хозяина, Васюков начал хлопотать возле камина, разжег на углях несколько березовых чурок. Майор пересел в кожаное кресло, поближе к камину, протянул к огню мокрую ногу. В это время открылась боковая дверь, и в комнату вошла молодая женщина с небольшим подносом в руках, на котором лежало несколько аккуратно нарезанных тоненьких ломтиков хлеба, намазанных маргарином. Знакомый старик нес в поднятой руке зажженный карбидный фонарь. Женщина сдержанно взглянула на гостей и по указке старика подошла с подносом к майору.

— Битте, гер официр!

— Спасибо, спасибо.

— Брот, — сказал сзади старик. — Битте дойч брот.

— Ах, брот! — удивился майор и захохотал. — Брот! Я говорил — брод! А не брот.

— Брот, брот. Я понималь, — озадаченно приговаривал немец.

— Ни черта ты не понял, — сказал, перестав смеяться, Ананьев и, взяв бутерброд, поднял веселые глаза на женщину. — Ух, ты! Вот это красотка! Глянь-ка, Зина! В штанах!

Немка действительно была хороша: изящная головка с длинно опущенными на плечи волосами, стройная шея и узенькие плечи под темной кофточкой, но Ананьева больше всего поразили узкие облегающие брючки на ее стройных ногах.

— Вот это да! — восхищенно твердил майор. — Как зовут тебя? Имя тебе как?

Немка, поводя подкрашенными глазами и кокетливо улыбаясь майору, однако не понимала, и старик сказал:

— Фройлен ест Ирма.

— Ах, Ирма! Хороша Ирма. Правда, Васюков? А? Васюков взял с подноса свой бутерброд, встретился взглядом с немкой и смутился. У камина, развешивая мокрые бинты, неприязненно покосилась на Ирму Зина.

— Какая-нибудь фашистка…

Раздав бутерброды, Ирма вышла, сопровождаемая восхищенным взглядом майора, немец-старик остался.

— Что, дочка? — кивнул в ее сторону Ананьев.

— Вас ист дас?

— Ирма, Ирма, говорю, кто тебе? Дочка? Ну эта…

— Тохтер? — подсказал разведчик.

— Никс тохтер, — сказал немец. — Ирма швигертохтер, ферштейн?

— Ни черта не ферштейн, — сказал Ананьев.

— Вроде бы швагерка она, — сказал разведчик. — Жена сына.

— Ах, невестка! Понятно. Однако выбрал сынок невестку. А где сам? Сын-то?

— Во зон? — перевел разведчик.

Вместо ответа старик неопределенно развел руками.

— Понятно. В армии, где же еще ему быть. А ты кто? Буржуй, да?

Немец неожиданно понял и произнес длинную фразу, вслушавшись в которую, разведчик резюмировал:

— Он архитектор. Гражданские дома строил.

— Ах, архитектор! А я думал, буржуй, — сказал майор. — Здорово живешь.

— Я, я, — сказал архитектор. — Сдорофо!

Тем временем Васюков, жуя свой бутерброд, разглядывал гравюры на стенах, посмотрел на пирамидки фарфоровой посуды в застекленных шкафах, открыл дверь в смежную комнату и прошел туда. Это было небольшое помещение с множеством различных чертежей зданий на стенах, под стеклом на специальной подставке стояло несколько изящно изготовленных, словно игрушечных, макетов зданий, и Васюков догадался, что, очевидно, здесь был кабинет архитектора. Рассматривая макеты, он услышал сзади шаги и вздрогнул — в раскрывшихся дверях стояла Ирма.

Она тоже заметно смутилась, но быстро овладела собой и, улыбаясь, заговорила по-русски:

— Тофарищ хотель посмотрит? Посмотрит апартамент? Можно, битте, тофарищ…

Жестами она увлекла его что-то посмотреть. Из комнаты, где находились они, вело несколько дверей, очевидно, в смежные помещения, и он растерялся. Он не хотел уходить далеко от своих.

— Нет, нет. Я ничего…

— Нет? Идет тофарищ, посмотрит сюда…

— Нет, спасибо.

Показалось ему во время этого разговора, что за той дверью, откуда появилась Ирма, послышались удаляющиеся шаги, но он не стал заглядывать туда, а, выждав, прикрыл дверь и поспешил в общий зал к своим.

Едва он приоткрыл дверь, как понял, что здесь что-то случилось. Оцепенев от чего-то только сейчас случившегося, все молча сидели по своим местам. Ананьев в кресле перед камином, на диване Зина, разведчик застыл с ножом и банкой консервов в руке, на середине со странно вздрагивающими руками стоял старик-немец и с повернутой назад головой застыл старший техник-лейтенант. Все ошеломленно смотрели на только что вбежавшего в дверь мокрого по пояс шофера Воробья.

— Честное слово, что я, врать буду?! — давясь словами, говорил Воробей. — Это… Кончилось. Мир, понимаете… Капитуляция!

Майор вскочил в кресле.

— Кто сказал?

— Капитуляция, понимаете, броневики проезжали, сам полковник сказал. Сегодня в 12 часов. Передали по рации. Полковник сказал.

— Капитуляция? Мир?

— Мир? — не выдержал и, будто ужаленный, вскочил разведчик. — Мир, братцы!!

Схватив подмоченную гармошку, он принялся наяривать «барыню» и тут же пустился в пляс. Ходуном заходил скрипучий паркет.

— А не ошибка? — радостно спохватился Ананьев.

— Какая ошибка! Если полковник… Я говорю…

— Боже мой! Боже мой! — приговаривала Зина.

— В 12 часов, а? — не мог поверить Ананьев.

— Ровно в 12. По рации передали. Там у них рация. Сам слышал…

— Ну, славяне! Дождались. Ты, старик, — обратился Ананьев к растерявшемуся немцу, — мир, понимаешь? Капитуляция! Гитлер капут, понимаешь?

Наверно, только сейчас немец что-то понял и метнулся за дверь.