Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Я думаю: вот он — тихий истощенный болезный человек, так мало приспособленный для такого ада, чем была война, победил сегодня самого себя. Это было так трудно — броситься туда, навстречу верной гибели, и он, наверно, с ужасом в душе, но решился, не струсил. А вот Задорожный струсил. Забился под бруствер, спрятал голову, отсиделся в окопе… но ведь вот теперь побежал. Сквозь огонь и смерть, а потом побежит обратно. Это ведь тоже храбрость. И вдруг меня ослепляет тоскливая мысль: а вдруг это он из-за Люси? Да, да, это так! Она там, в тылу, и он будет с ней. Они встретятся. Мы, может, погибнем, а они останутся вместе.

Я теряю самообладание, вскакиваю в укрытии, начинаю метаться от стенки к стенке.

* * *

— Лозняк! Лозняк! — вдруг окликает меня с площадки Попов. Это неожиданно, хотя тревоги в его голосе и нет. Я вскакиваю из укрытия. Наводчик приподнимается на станине, а навстречу ему через бруствер перелезает незнакомый солдат.

— Отвоевався! — сообщает он нам каким-то неуместно легкодумным тоном. Мы же с Поповым настораживаемся. Лицо у солдата неестественно бледное. Оружия у него нет. Правой рукой он сжимает левую, перетянутую у запястья узеньким брючным ремешком. Перебитая кисть с растопыренными сизыми пальцами кое-как держится еще, свисая на кончике кожи.

— Отвоевався! От бачить — ранен. У кого е ножик?

— Ой, ой, — говорит Попов. — И не болно?

— Отстал, — невпопад отвечает солдат. — Вси погибли, а мене як вдарить! Коли встал, гляжу, никого нигде нема.

— Ты что, не слышишь? — кричу я в самое его лицо. В его глазах на мгновение мелькает напряженность мысли.

— Из шестой роты я. Панасюк. Таперича додому, — снимая с плеча вещмешок и усаживаясь под бруствером, говорит он. — На, одриж, хлопец.

Подхватив здоровой рукой, отвисшую кисть он подставляет мне. Я бегу в укрытие, быстро достаю из кармана Желтых его нож и возвращаюсь. Отрезанную кисть Панасюк кладет в ямку под бруствер и ботинком сдвигает на нее песок.

— А бинтец е? — спрашивает он без намека на боль. — Теперь полечусь и — в Ивановку. Рука не беда. Специальность у мене — пчеляр, и одноруч управлюсь.

Из оголенной раны падает на песок несколько капель крови.

— Дай гимнастерку, — дергаю я за его подол. Солдат поднимает на меня удивленные глаза.

— Ну, скажешь! Вона ж нова: тильки в травни отримливали. Лучше от спидняй одирви.

Я вытаскиваю и отрываю клок нижней сорочки. Затем коекак обертываю его обрубок.

— Отвоевався, — снова довольно говорит он. — От тильки медаль згубыв, — показывает он взглядом на грудь. На левой стороне ее висит серая с ушком колодочка от медали «За отвагу». — Тэпэрыча не с чым и додому показатыся.

Мы молчим и во все глаза глядим на него.

— Ну вот, гарно, — говорит он, когда я заканчиваю перевязку, и поудобнее устраивается под бруствером. Вещмешок он пододвигает под локоть. — Спичну трохи и пийду.

— Куда ты пойдешь? Кругом немцы! — кричу я в самое его ухо.

— Га? Винницкий я.

Мы переглядываемся с Поповым. Панасюк устало закрывает глаза и медленно склоняет голову.

* * *

— Где Лошка ходит? — озабоченно спрашивает Попов и оглядывается. Я тоже оглядываюсь. Над деревней стоят кучи дыма, разрывы по-прежнему рвут землю. Вдруг Попов, энергично крутнувшись, оглядывается назад.

По дороге из-за немецких пригорков, подняв хвост пыли, выползает колонна машин.

Передышка кончилась.

Попов здоровой и забинтованной руками хватается за маховики наводки, быстро поворачивает ствол. Я, поскользнувшись на гильзе, хватаю в ящике снаряд и толкаю его в казенник. Снаряд не доходит. Черенком лопаты я толкаю в донышко гильзы — затвор, лязгнув, закрывается.

Машины быстро мчат по дороге.

— Скоро! Скоро! — кричит Попов.

Надо развернуть станины. Вцепившись в правила, мы с усилием поворачиваем орудие. Попов снова припадает к прицелу. Быстро крутит маховичок поворота. Передняя машина вот-вот скроется за пшеницей. И тут: «Гах!»

На дороге сразу же вспышка. Машина съезжает в кювет, сваливается и горит.

— Заряжай!

Я на коленях опять вгоняю снаряд. Пот слепит глаза. Вытираться некогда. Хватаю следующий. Попов бьет. Кривенок в окопе густо сыплет из пулемета. Горящую машину пытается объехать следующая, но Попов настигает и ее. Она останавливается, и из ее высокого кузова ссыпаются на землю немцы.

Больше я не гляжу на дорогу. Попов бьет ловко и чисто. Я, ползая на коленях в пыли выстрелов, едва успеваю заряжать.