Особенно выразительно пропевала этот куплет их учительница, серая невзрачная женщина неопределенного возраста. Надю эта песня раздражала, и она вместо пения представляла, как налетевший ураган вырывает, а потом вкапывает оба дерева рядом, или приходит бородатый мужик с лопатой и сажает рябину рядом с дубом. Такого варианта она предположить не могла: чтобы рябина росла у дуба на плече. Почему-то увиденное ее обрадовало, и Надя зашагала быстрее.
Лялин встретил ее на проходной. Он вышел к ней в синей ветровке, с темно-зеленым шарфом в красную полоску – это был ее подарок. Хоть он и говорил, что ему ничего не нужно, Надя привезла его любимый томатный сок и клубнику.
Бежевые корпуса больницы, разделенные четкими квадратами газона и серыми линиями дорожек, напомнили Наде гостиницу в Евпатории, куда она в детстве ездила с родителями. Только вместо шелковицы, плоды которой, падая, усыпали пространство под деревом чернильными пятнами, во дворе росли высокие ели. Надя посмотрела, не упала ли с какой шишка, но газон был хирургически чист. В просторном холле почти никого не было. У двери сидел скучающий охранник, две женщины покупали кофе в автомате. Надя и Лялин прошли мимо, к серым дверям лифта. Пока они поднимались, Надя заметила, глядя в большое зеркало, почти во всю заднюю стенку, что цвет ее одежды совпадает с цветами Лялина: красные брюки, темно-зеленая блузка и синяя джинсовая курточка. Они часто, не сговариваясь приходили на встречу друг с другом в одежде одной цветовой гаммы. Сегодня совпадение было полным.
– Можно? – спросил Лялин и обнял ее за талию.
– Почему ты спрашиваешь?
– Но ты же меня оставила.
– Но я же сейчас пришла!
Лифт дернулся и остановился. Они вышли в бледно-бежевый коридор и прошли немного вперед. Лялин открыл дверь с маленьким белым номером 15.
– Проходи, – сказал он.
– Вот это да! – удивилась Надя.
Палата оказалась двухкомнатной. В первой у окна стоял круглый столик, рядом с ним – два коричневых кресла. Тут же помещался маленький холодильник и электрический чайник. В другой комнате она увидела убранную кровать, шкаф для одежды и дверь в ванную комнату.
– Тут как в отеле, не подумаешь, что больница, – заметила Надя. – Как ты сюда попал?
– По знакомству. Друг помог.
– Ясно. А что с тобой?
– А тебе интересно?
– Андрей! Да, мне интересно!
– Пока не знаю. Смотрят сердце, еще там разное. Не рассказывать же тебе о болезнях.
– А кому ты будешь рассказывать, если не мне? – Надя села в одно из кресел. – Клубника мытая, можешь сразу есть.
– Хочешь чаю?
– Хочу.
Надя смотрела, как Лялин под шум закипающей воды насыпает в белый чайник заварку. Он поставил на стол две белые чашки, и она вдруг вспомнила другие – зеленые, в горошек. Это был сервиз, который дома доставали по праздникам. В чашку лился чай теплого темно-янтарного цвета. Надя подумала, что больше о семейных чаепитиях она не помнит ничего. Ей захотелось плакать, и чтобы отогнать внезапно подступившие слезы, она стала вспоминать другие моменты, связанные с чаем. Вот школьная столовая, где запах еды смешивается с запахом моющего средства, пегая тряпка, которой уборщица протирает столы… Длинный стол, напоминающий движущуюся ленту, на который ставили грязную посуду. Граненые стаканы со светло-коричневой жидкостью, которые Надя отдавала одноклассникам, потому что не пила чай с сахаром. Когда Лялин наполнил заварочный чайник кипятком, она вспомнила маленькую комнату в литинститутском общежитии. Две кровати, окно, старый столик. Ее однокурсник Гриша приносит из кухни горячий зеленый чай. Он заваривал его в своей кружке и потом переливал желтоватую жидкость с резким запахом в Надину. Ей не очень нравился зеленый чай, но Наде казалось, что она в него влюблена, поэтому выпивала свою чашку. Это было на первом курсе, после которого Гриша, не сдав экзамены, куда-то пропал. Связь оборвалась, и она очень редко вспоминала о нем.
– А сахара нет, – сказал Лялин. – Хорошо, что ты тоже пьешь без, а то пришлось бы бегать по соседям.