Наде нравилось все: самолет, стюардессы, легкий обед с оранжевой чайной чашкой, похожей на пластмассовые чашки с лимонадом, которые разносили в самолетах ее детства. После аэрообеда, обогащенного несколькими глотками коньяка, Лялин достал книгу в твердом бордовом переплете. «Серебряный век и теософские концепции эпохи», – прочитала Надя.
– Вот это ты подготовился! Хорошая вещь?
– Интересная. Я тебе потом дам. А как тебе «Волхв»?
– Не знаю, я сейчас только начну читать.
– Тогда я пока ничего не буду говорить.
Полет прошел гораздо быстрее, чем она ожидала. Первый день в Париже оказался пасмурным. Небо висело над городом низкими облаками, готовыми вот-вот превратиться в дождливые тучи. Туристический автобус привез их в небольшой отель недалеко от Монмартра. Еще в Москве они решили, что на экскурсии с группой ездить не будут, пробежка по основным достопримечательностям в сопровождении гида равно не заинтересовала их обоих. Надя хотела в музей Родена, Нотр-Дам и подняться на Эйфелеву башню, Лялин планировал посетить Орсе и съездить на Сент-Женевьев-де-Буа – навестить Бунина и Георгия Иванова.
Из их окна сквозь покатые крыши с оранжевыми трубами просматривались белые купола собора Сакре-Кер.
– И хочу еще туда! – запрыгала Надя возле подоконника. – Мы же пойдем сегодня гулять?
– Конечно, пойдем, что за вопрос! Вот только в себя придем немного после перелета.
На улице уже начинало темнеть. Надя и Лялин шли мимо припаркованных машин и мопедов, слившись в одном потоке с туристами и пешеходами и сворачивая наугад.
Ее охватило чувство стихийной свободы – Liberté, Égalité, Fraternité – как сказал Лялин, когда они проходили мимо здания мэрии, то ли из-за того, что окружающие не понимали их язык, то ли от ощущения, что она может сесть в самолет и несколько часов спустя гулять в другом городе, да и вообще в любой точке мира. Или потому, что на неделю можно было забыть про институт, диплом и подготовку к экзаменам. Надя влюбилась в Париж с первого взгляда, ей хотелось идти и идти по улицам, вдыхать запахи, слышать французские слова, наблюдать за старушками, сидящими на лавочке под цветущей магнолией, или на старичков, играющих в петанк. Ей нравились маленькие продуктовые лавки на первых этажах, чьи стены были выкрашены в желтый, синий, зеленый или другие яркие цвета, улицы, текущие вдоль серых домов, светлые стволы платанов, ветки которых начинали окрашиваться в нежную зелень. Лялин и Надя прошли мимо кирпичного собора, мимо кафе с красными навесными крышами, и потом, дойдя до конца какой-то маленькой улочки, увидели перед собой большой парк. Наконец они вышли на улицу, откуда открывался вид на Сакре-Кер. К тому времени уже совсем стемнело, и маленькая карусель с лошадками, стоящая слева от лестницы, ведущей к собору, крутилась, переливаясь цветными огоньками.
– Не знаю, как ты, а я бы чего-нибудь съел. Может, клюнем какой-то французской еды?
– Ужин? Да, можно! Я даже забыла, что хочу есть, тут такое все удивительное!
– Посмотрим! У нас много дней впереди.
Они выбрали кафе с названием Petit fleur. В просторном зале стояли деревянные столы. Одна стена из белого необработанного камня, другие – из красного кирпича. Наде понравился укромный столик в углу. Официант, сразу угадав их национальность, принес меню на русском языке, но Надя попросила для себя французское.
– Что они нам предлагают, я же хочу быть твоим переводчиком! Вот, другое дело! – она развернула широкие глянцевые страницы. – Что ты будешь?
Через какое-то время им принесли большую тарелку с улитками и бутылку вина. Потом на столе появились два горшочка с луковым супом и две хорошие порции говяжьего филе.
– Это точно едят? – засомневалась Надя, разглядывая улиточные раковины, залитые зеленым соусом.
– Еще как едят! – Лялин показал Наде, как их нужно вынимать.
Она пробовала улиток впервые, и они ей понравились с первого укуса, если так можно сказать об этих моллюсках.
По дороге в отель они купили вина и сыра, а потом, не удержавшись от соблазнительных запахов свежей выпечки, заглянули в небольшую пекарню.
– Слушай, я забыла, как по-французски эклер, – задумалась Надя и склонилась над прилавком.
Она немного растерялась от сладкого изобилия, начинавшегося от простых пончиков, присыпанных сахарной пудрой и круассанов всех мастей, до многоэтажных пирожных, украшенными ягодами и шоколадом.
– О, я нашел твое слово! – позвал ее Лялин. – Эклер по-французски – эклер, – засмеялся он.
Наде хотелось купить здесь все, но после сытного ужина пришлось себя сдерживать и ограничиться двумя эклерами.
Утром Лялин рассказал свой сон, будто он переезжает в Париж насовсем и зовет ее, а Надя сомневается, ехать или нет. И он уговаривает, говорит, что знает язык, и там можно будет говорить на нем.
– Это, наверное, из-за вчерашнего меню на русском. – Надя положила голову ему на плечо. – Может, никуда не пойдем?
– Может быть… – заговорщически ответил Лялин и положил ладонь на ее теплый живот.
21. Сердце камня