Повелитель Иллюзий

– К ужину я подогрею для тебя настойку барышника, милый, – щебетала Карантина. – Но чем же тебя теперь кормить, ягодка? Кстати, можно мне называть тебя по-прежнему, Жука? Тебя назвали так в честь моей мамы.

– Конечно, – сказала Маша. Женщина продолжала смотреть на нее, и пришлось добавить: – Мама.

Карантина счастливо заулыбалась.

– Мы можем к ужину подать мясо, если хочешь. Правда, оно стоит дорого, но у нас праздник.

– Не надо, – Маша даже боялась представить себе, что это за мясо. – Нас кормили им в приюте. Мамочка, ты делай все, как обычно, ладно? Я просто буду есть то, что мне понравится, глядишь, и вспомню побольше. Вообще пусть будет все, как обычно.

Названые родители отвели ее в комнату Жуки, чтобы она отдохнула и переоделась.

– Можно, папа Геша? – уточнила Маша, когда Карантина, продолжая щебетать, вышла в смежную с нарядной комнатой ванную.

– Будь как дома, может, кто-то так же поможет и моей дочке, – сказал Гешандий и вышел из комнаты.

Спальня незнакомой девочки представляла собой чудесную полусферу в желто-сиреневых тонах, увитую растениями, за которыми прятались светильники, похожие на экзотические цветы. Круглая кровать, покрытая бархатистым нежным покрывалом, музыкальный автомат в виде бабочки, множество игрушек – насекомых, усыпанных стразами. Зеркальный шкаф с дверцами-лепестками вмещал в себя огромное количество одежды.

– Жука, ты не обеднеешь, если я позаимствую у тебя футболку, – невольно улыбнулась Маша. Она выбрала футболку, гладкую и отливающую перламутром, и светло-серые бриджи, на которые нацепила несколько блестящих брошек в виде жуков – их у незнакомой Жуки оказалось три коробки. Тапки давно просили каши, поэтому Маша выбрала белые босоножки на низкой подошве, их блестящие ремешки, словно лапки паучков, обвили щиколотки. Она-то знала, что ее приключения на самом деле не могут закончиться этим нарядным домом, возможно, придется еще побегать, так что каблуки и платформы ни к чему.

Маша с наслаждением погрузилась в ванну, похожую на огромную морскую раковину, чувствуя, как отдыхают все ее усталые косточки. Из трех кранов текла вода разного цвета: розовая с запахом лаванды, белая с запахом лилии, голубая с запахом жасмина, струи воды не смешивались, и, лежа в ванне, можно было сколько угодно рисовать картины на поверхности. Маша немного опасалась, что краска останется на ней после купания, но, когда она встала во весь рост в ванне, вода сама собой спустилась, а на девочку подул неизвестно откуда теплый сильный ветер. Через несколько минут она была совсем сухая, немного влажными остались лишь волосы. Девочка не могла не вспомнить добрую женщину с плантаций лесного прохладника, поэтому снятую с себя одежду она выстирала, а потом высушила под струей теплого воздуха, затем завернула в лиловую бумагу, особенно тщательно упаковав серебряный пояс, и написала сверху: «Лаванде Лиловик, Остров Синих ручьев».

Когда она, обновленная, посвежевшая, с влажными, зачесанными назад волосами, вышла из своей комнаты, Гешандий не сдержал вздох удивления, Карантина лишь ласково улыбнулась и сказала:

– Ты надела свое любимое, значит, ты что-то вспоминаешь?

Маша виновато взглянула на хозяина и тихо спросила:

– Надеюсь, это все не слишком дорогое?

– Ничего, это подарок, – сказал он, отвернувшись в сторону. Девочка потянула его за рукав и показала на пакет:

– Скажите, а как это можно отправить? Я должна вернуть это одной женщине…

– Я займусь этим, обещаю, девочка. – Гешандий взял сверток и вышел из комнаты.

Остаток дня Маша просто отдыхала – купалась в бассейне, хозяйничала на кухне вместе с Карантиной, рассказывала о приюте по своей памяти – о розовых пижамках, доброй и красивой Мариванне, о занятиях с Ирвиной Фильевной, о Колве и других ребятах.

Когда пришла пора ложиться спать, Маша долго сидела на подоконнике, пока Карантина не велела ей слезть, чтобы она могла закрыть окно:

– После росы наши яблони пахнут слишком сильно, может разболеться голова.

– И тут магия? – забеспокоилась Маша, вспомнив Лиловый шепот.

– Нет, это скорее химия. Росу с яблонь иногда собирают, чтобы напоить тяжелобольного, который не может уснуть. Когда я тосковала по тебе, переживала, что ты на диких островах, папа часто поил меня яблоневой росой, может, поэтому теперь я иногда не могу контролировать себя.

Она легко прикоснулась к синякам на запястье Маши, что утром оставили ее пальцы, а потом быстро вышла из комнаты, пожелав из-за двери сладких снов.