Повелитель майя

В тот день, когда нужно было выжигать очередное поле, поднялся сильный ветер. Индейцы тут же пошли в ту сторону, откуда дул ветер, и начали разводить там огонь, вращая заостренную палочку в отверстии, вырезанном в куске древесины, а затем прикасаясь раскалившимся кончиком к соломе и кусочкам сухой коры. Алонсо туземцы поручили дуть на дымящуюся солому и кору. Когда вспыхнувший огонек стал сильнее, каждый из индейцев взял что-то вроде факела из сухих пальмовых листьев, поджег его, а затем, отойдя в сторону от остальных, стал поджигать остававшуюся на поле поросль.

Когда огонь начал быстро распространяться по полю, направление ветра вдруг изменилось и стало ясно, что один край поля, скорее всего, не будет охвачен огнем. Предводитель находившихся на поле индейцев посмотрел на Гонсало, который старался не встречаться с ним взглядом. Другой индеец что-то крикнул и показал рукой на Алонсо. Гонсало вспомнил, что именно этот индеец вчера то и дело толкал Алонсо, который, в несвойственной для себя манере, работал спустя рукава. Предводитель индейцев сунул свежий факел в горящую возле его ног маленькую поросль, зажег его и резким движением протянул Алонсо – своему испанскому рабу. Туземец показал рукой на тот участок поля, который явно следовало поджечь заново, а затем, оживленно жестикулируя, дал понять рабу, что ему следует поторопиться.

Алонсо неохотно побежал к краю поля, на который ему указали, спотыкаясь и огибая очаги пламени. Нерешительно остановившись перед огненной стеной и оглянувшись назад, он увидел, что индеец с криком машет ему руками. Алонсо подбежал к краю наступающего огня и начал поджигать поросль на участке, который не загорелся, но направление ветра вдруг снова изменилось. Гонсало, другие испанцы, а затем и индейцы стали криками предупреждать Алонсо о нависшей над ним опасности, но их голоса заглушал громкий треск горящей поросли. Наконец Алонсо поднял взгляд – и остолбенел от охватившего его страха. Очнувшись, он попытался отбежать в сторону, но споткнулся о выступающий из земли корень и упал. Его грязные лохмотья тут же воспламенились. Весь охваченный пламенем, Алонсо вскочил и в отчаянии побежал прочь. Гонсало, Пабло и Рамиро с бессильным ужасом наблюдали за тем, как человек-факел мечется по горящему полю. Издав один-единственный вопль, эхом отразившийся от окружающих горящее поле деревьев, Алонсо рухнул наземь. Затем снова вскочил, ринулся вперед, но, пробежав несколько футов, опять упал. Его полностью охватило пламя. Больше он не шевелился.

* * *

В тот вечер за ужином испанским рабам кусок не лез в горло.

– Святой отец, это было ужасно, – пробормотал Пабло.

Он хотел сказать что-то еще, но затем закрыл рот и уставился в земляной пол.

– Да, именно так, – спокойно произнес Рамиро. – Туземцы попросту бросили Алонсо, и он сгорел дотла. Мы с Гонсало видели, как горели люди возле Дарьена, когда нашим солдатам приходилось захватывать индейские селения и хижины туземцев охватывал пожар… Однако наблюдать за тем, как подобным образом умирает христианин… в поле, пылая, как факел…

– Рамиро, не забывай, что сейчас Алонсо находится в лучшем мире. Я прошу Господа о спасении его души. Нам всем следует об этом просить.

Эронимо снова склонился над молитвенником, но его пальцы, переворачивавшие страницы, дрожали.

Гонсало, пристально глядя в лицо священнику, произнес:

– Ближе к вечеру, святой отец, перед тем, как отнести свои инструменты обратно в хижину… туземцы поворошили обгоревшие остатки, закопали их в землю и пробормотали какие-то слова, словно приносили Алонсо в дар полю – в надежде на то, что оно даст хороший урожай.

Эронимо с болью посмотрел на Гонсало.

– Это отвратительно. – Взглянув на свои руки, священник твердым голосом добавил: – Мы должны устроить Алонсо христианское погребение в наших сердцах.

Однако Гонсало, не обратив внимания на эти слова, продолжил:

– Я не уверен, что это было оскорблением. Их лица… Даже туземцы, казалось, были потрясены. Они впервые продемонстрировали что-то вроде человечности.

– Но они не знают, что такое христианское милосердие, – возразил священник. – И не могут знать.

– Думаю, их просто смутило то, что им придется объяснить, как это они умудрились потерять раба, – предположил с мрачной ухмылкой Рамиро.

– Да, – сказал Гонсало. – Но было что-то еще. Возможно, лишь страх. Обычный страх. Такое ведь могло произойти и с ними. Возможно, и произошло бы, если бы мы не согласились любезно выполнить эту работу за них.

В ту ночь Гонсало очень долго не мог уснуть. Он сидел в хижине и прислушивался к лесным звукам и непрекращающемуся жужжанию насекомых, кормившихся где-то в темноте возле хижины. А еще Гонсало наблюдал за тем, как Эронимо читает в полумраке свой молитвенник. На этот раз священник прочел гораздо больше страниц, чем обычно. Однако за всю ночь они с Гонсало не сказали друг другу ни единого слова.

* * *