Анри был достаточно умён, чтобы понимать, что делиться с кем-нибудь сомнениями, время от времени одолевающими его, может быть опасно. Не вызывал у него доверия и падре Игнасио. Было в нём нечто фальшивое, неискреннее. Поэтому даже на исповеди Анри не выходил за рамки обычной формулы: «Грешен я, отче! Отпусти мне грехи мои!». А регулярные и щедрые пожертвования избавляли его от каких-либо вопросов. Но как же хотелось пытливому уму услышать объяснения вызывающих доверие и уважение людей почему, например, Творец, уничтожив великим потопом погрязший во грехе мир, позволил потомкам спасённых им праведников вновь пойти по тому же пути? Увы, таких мудрых людей торговец не знал. Иначе он бы спросил их и о том, почему в этом мире так много страданий и так мало справедливости, почему умирают малые дети, единственный грех которых лишь в том, что они пришли в этот мир, и почему для общения с Вездесущим даже истинно и истово верящим нужны посредники?
«Потому что религия — опиум для народа!» — вдруг прозвучал в его голове совершенно ясный ответ. Анри даже оглянулся на дона Себастьяна — не он ли это был, хотя понимал, что странный голос, проникший в его мысли, не мог принадлежать капитан-лейтенанту. Да и не стал бы благочестивый аристократ разговаривать во время литургии, тем более отвечать на незаданный вопрос.
«Священники обманывают людей, делая их с помощью религии послушным стадом!» — услышав продолжение крамольных мыслей Анри несколько раз перекрестился, недоумевая, как может Нечистый обращаться к нему в Храме Божьем? Ведь кто иной, если не соперник Всевышнего, может нести такую ересь? Но таинственный голос продолжал: «Вот почему церковь запрещает мирянам читать Библию? Что такого опасного могут они узнать в ней?». «Человек несведущий не способен правильно понять Святое Писание, — невольно вступил Анри в спор с этим чужеродным и пугающим голосом в его голове, но тут же спохватился: — Кто ты? Чего тебе от меня нужно, и как смеешь ты беспокоить меня в этом святом месте, да ещё и во время богослужения?». «А разве храм не место, где верующие должны получать ответы на все вопросы?» — парировал голос. «Тогда ответь мне, кто ты? — настаивал Анри, всё сильнее втягиваясь в диалог в своей голове. — Господи, не лишился ли я рассудка?» — мелькнула явно его собственная мысль. «Нет, ты совершенно здоров, — почти сразу же последовал ответ. — Ты говоришь сам с собой, а не с Нечистым. Люди — творения божьи, и в каждом есть частица его. Но у большинства она спрятана очень глубоко в душе, и некоторые проживают жизнь, не узнав о ней. Но не ты. Ты разбудил своё глубоко спрятанное „Я“, знающее ответы на многие твои вопросы. Спрашивая себя, ты всегда получишь ответ. Если он покажется тебе странным или не понравятся — всё равно прислушайся к нему, потому что он всегда будет правдивым».
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Анри повернулся в сторону дона Себастьяна и встретился с ним глазами. Даже в полумраке можно было заметить в них тревогу.
— Вы в порядке, адмирал? — тихо спросил аристократ, наклонившись прямо к уху своего работодателя.
Анри кивнул.
— Какие же слова этого псалма так удивили вас, сеньор Анри? — продолжал шёпотом проявлять беспокойство дон Себастьян.
— Кажется, я его прослушал, — так же шёпотом ответил Анри.
— Что же отвлекло вас? — не унимался аристократ.
— Мысли о боге и враге его, — уклончиво ответил Анри шёпотом и при этом заметил краем глаза, что изящная фигурка контессы сильно наклонена вперёд. Разговор сидящих перед ней мужчин, очевидно, интересовал её куда больше, чем стих о откровениях божьих, читаемый немолодой сеньорой где-то сзади. Заметил это и дон Себастьян. Прекратив расспросы, он выровнялся и устремил взор на клирика, поднявшего руки для завершающей чтение псалмов фразы:
— Серве боне ет фиделис интра ин гаудиум Домини туи[81]
.Анри, так же сосредоточившись на клирике, одновременно прислушивался и к себе, но таинственный голос больше не объявился. «Похоже, я задавал себе слишком много вопросов, и это позволило Нечистому искушать меня в вере моей, — решил он и на всякий случай дал себе слово больше не терзаться сомнениями. — Наверное, всё же прав был падре Игнасио — не стоит сомневаться в делах своих, коль чинишь их с чистыми помыслами. Всё в руках Господа, и не стоит его лишний раз беспокоить вопросами».
И Анри с умиротворением погрузился в латинские слова антифонов — с детства знакомые двустишия, которые клирик начинал громкоголосо, чётко выговаривая слова древнего языка, и которые публика нефа продолжала слегка вразнобой, кто читая по бревиарию, а кто на слух.
— Амен! — вскоре загремело под куполом храма и люди поднялись со своих мест для завершающей молитвы.
Когда по «Отче наш» затих последний «Амен» и все осенили себя крестным знамением, клирик сложил свой огромный псалтырь, и люди стали расходиться.
— Ваша милость позволит вернуть ей бревиарий? — обратился Анри к дочери губернатора, и не поднимая глаз протянул дуэнье книгу.