— Да, сеньор! Эти нечестивые англичане напали на корабль, который вёз моего сына, его жену, детей и меня вместе с другими испанцами из Веракрус в Гольфо-Дульсе. В день, когда мы впервые после долгого плавания в море увидели берег и уже готовы были возблагодарить Господа, корабль этих нелюдей вышел нам навстречу, и не успел наш капитан прочесть «Отче наш», как на нас посыпались эти слуги Преисподней! — скрипучий голос старика задрожал. Помолчав, он, испросив у сеньоров разрешение завершить работу, ловко привязал орхидею к ветке и, низко опустив голову, поинтересовался:
— Ваши милости желают слышать продолжения моего рассказа? — получив утвердительный ответ, откашлялся, прочищая горло, и начал:
— Я не видел сам бой, ваши милости. Я прятался со снохой и её детьми в темноте корабельного чрева, тогда как мой сын решил храбро погибнуть в битве с этим еретическим отродьем! — голос старика снова предательски задрожал. Утерев рукавом навернувшиеся слёзы, садовник продолжил: — когда эти чудовища стали выволакивать нас наверх, там уже никого не было в живых. Всё вокруг было усеяно трупами. Думаю, они добили раненых, потому что никто не стонал, — садовник вновь замолчал, шмыгнул носом и, утёршись рукавом, продолжил: — сначала они заставили нас под присмотром нескольких… — старик запнулся, потом сплюнул себе под ноги и, перекрестившись, проскрипел: — Не могу называть их людьми, прости меня Господи и Пресвятая Дева! Они хуже зверей! Пока под пинки и побои некоторых из них мы выбрасывали в море мертвецов, другие развлекались с женщинами. Потом нас согнали на заднюю часть корабля и их главный вспорол живот моей бедной снохе, которая была на сносях. Смеясь, он обмазал её плачущую малышку Марию кровью матери и приказал привязать к ноге моей единственной маленькой внучки верёвку и бросить её в море. А нас, кто всё ещё был жив, заставили смотреть на то, как эти проклятые еретики, продавшие души врагу рода человеческого, дёргая за верёвку, окунают ребёнка в воды, кишащие огромными чудовищными тварями, пока одна из них не схватила своей жуткой пастью голову бедной девочки…
Вытиравший дрожащими руками льющиеся слёзы и шмыгавший носом, старик вдруг показался внимательно слушавшим его двум мужчинам восставшим из могилы мертвецом. Сердце Анри поочерёдно заполняли то жалость к бедолаге, ставшему свидетелем жуткой смерти всех его родных, то гнев к негодяям, совершившим эти гнусные преступления. Вместе с доном Себастьяном он терпеливо ожидал продолжения, глядя на беззвучно плакавшего старого садовника. Вскоре тот взял себя в руки и вновь заговорил:
— Эти нечестивцы сделали из убийства забаву, ваши милости! Они убивали нас одного за другим, выбирая наугад того, кому пришла очередь принять мученическую смерть. Когда один из них остановился передо мной, я уже даже не молил бога о быстрой смерти. Здесь её не получил никто. Но почему-то Господь пощадил меня. Когда этот позор рода человеческого указал на меня пальцем, откуда-то сверху раздался крик. Все повернулись туда, куда повернулся и этот вероотступник. И я тоже. И, да прославлен будет Спаситель наш Иисус и мать его Пресвятая Дева, я увидел корабли. Много кораблей. Потому, как забегало это отродье, забыв о горстке оставшихся несчатныых, это могли быть лишь испанские корабли! И так и было, ваши милости! — старик снова вытер слёзы, но его скрипучий голос стал торжествующим: — это был мой спаситель его милость сеньор Фернандо! Всё время, пока бравые солдаты его милости кромсали на куски проклятых английских нелюдей, мы, забившись в щели, как крысы, молили бога о отмщении наших погибших родных. И Господь, наконец-то, услышал нас!
Похмурневшие, как грозовое небо, мужчины молча смотрели на человека, прошедшего Ад. Повисшую тишину нарушало лишь едва слышимое постукивание друг о друга тёмно-зелёных плотных, кожистых, размером с мужскую ладонь, листьев «Жезла Марии» и поскрипывание раскачиваемых вечерним бризом фонарей.
— Как же ты оказался на службе у идальго Фернандеса? — нарушил тишину тихий голос дона Себастьяна.
— Нас доставили сюда, в этот город, — послушно продолжил свой рассказ садовник. — Кто помоложе — ушли искать себе работу, а я слишком стар, чтобы тешить себя надеждой. Вот я и отправился в лес, отдав себя в руки Господа и полагая, что не имею права жить, когда мой сын, его жена и дети мертвы. Но Господь не хотел забирать мою жизнь. Ни одна дикая тварь не тронула меня. Более того, милость божья позволила мне увидеть вот это чудо на одном из деревьев, — старик повернулся к дереву и направил трясущуюся руку в сторону указанной им ранее жёлтой орхидеи. — Я смотрел на неё и плакал — своей красотой она напомнила мне мою сноху Мануэлу и её малышку Марию. И тут я услышал его: «Почему ты плачешь, старик?». Он говорил на испанском, но как-то особенно.
— Кого «его»? — взволновано спросил Анри, вдруг вспомнив странный голос в голове во время сегодняшнего богослужения.
— Индейца, — удивлённый нетерпеливостью сеньора ответил старик.