Повелитель мух

Все вдумчиво закивали.

—  Тогда ладно. Пойдем напролом и выйдем на этот лаз.

Он шагнул было в сторону леса, запнулся.

—  Хотя нет, погоди-ка! А куда он ведет?

—  На гору, — сказал Джек. — Я же тебе говорил. — Он хмыкнул: — Что, не хочется на гору?

Ральф вздохнул, ощущая враждебность Джека, понимая, что она оттого, что Джек снова не главный.

—  Просто я подумал — скоро стемнеет. Спотыкаться будем.

—  Но мы насчет зверя хотели проверить…

—  Света мало.

—  Ничего, я-то готов, — выпалил Джек. — Я пожалуйста. Ну, а ты? Может, сначала вернешься, доложишься Хрюше?

Тут покраснел уже Ральф и сказал — безнадежно, вспомнив уроки Хрюши:

—  И за что только ты меня ненавидишь?

Вокруг потупились, будто услышали что-то неприличное. Пауза нагнеталась.

Ральф, все еще красный, обиженный, отвел глаза первый.

—  Ладно, пошли.

И взял и пошел впереди, врубаясь в заросли. Джек, смущенный и злой, замыкал шествие.

Свиной лаз был как темный туннель, потому что солнце уже скатывалось к краю неба, а в лесу и всегда-то прятались тени. Тропа была широкая, убитая, они бежали по ней рысцой. И вот прорвалась лиственная кровля, они замерли, задыхаясь, и увидели мигающие над горой первые звезды.

—  Ну вот.

Все недоуменно переглядывались. Ральф, наконец, решился:

—  Пошли прямо к площадке, а на гору завтра успеем.

Вокруг уже поддакивали, но тут у него за плечом вырос Джек:

—  Ну конечно, раз ты боишься…

Ральф посмотрел ему в лицо:

—  Кто первый пошел к бастиону?

—  Так то — днем. И я тоже пошел.

—  Ладно. Кто за то, чтоб сейчас на гору лезть?

Ответом было молчанье.

—  Эрикисэм? Вы как?

—  Надо пойти, Хрюше сказать…

—  Ага, сказать Хрюше, что мы…

—  Ведь же Саймон уже пошел!

—  Нет, надо сказать Хрюше, а то вдруг…

—  А ты, Роберт? Билл — ты как?

Эти тоже хотели идти прямо к площадке. Да нет, не боялись они, просто устали.

Снова Ральф повернулся к Джеку:

—  Ну, видишь?

—  Я лично иду на гору.

Джек кинул это злобно, как выругался. И уставился на Ральфа, тощий, длинный, а копье держал так, будто хочет ударить.

—  Я иду на гору, зверя искать. Сейчас же.

И — добивая — с издевкой, небрежно:

—  Пошли?

При этом слове все разом забыли, как им только что хотелось поскорей на ночлег, и примерялись уже к новой схватке двух сил в потемках. Слово было произнесено так лихо, едко, так обескураживало, что его не требовалось повторять. Оно выбило у Ральфа почву из-под ног, когда он совсем расслабился в мыслях о шалаше, о теплых, ласковых водах лагуны.

—  Я не против.

Он с удивлением услышал собственный голос — спокойный, небрежный, так что вся ядовитость Джека сводилась на нет.

—  Ну, раз ты не против…

—  Совершенно.

Джек сделал первый шаг.

—  Тогда…

Бок о бок, под молчаливыми взглядами, двое начали подниматься в гору.

Ральф почти сразу остановился.

—  Какая глупость. Зачем идти вдвоем? Если мы найдем его, двоих-то мало.

Тут же остальных отшвырнуло от них, как волной. И вдруг одинокая фигура двинулась против течения.

—  Роджер?

—  Ага.

—  Ну, значит, нас трое.

И снова они стали взбираться по склону. Тьма накрывала их, как волной. Джек шел молча, вдруг он начал кашлять и задыхаться; ветер заставил их отплевываться. Глаза Ральфу заволокло слезами.

—  Зола. Мы на сожженное место зашли.

Шагами и ветром взметало пепел. Снова они остановились, и Ральф, закашлявшись, успел окончательно сообразить, какую они сморозили глупость. Если зверя там нет — а его, наверное, нет, — тогда еще ладно, пусть. Ну, а вдруг он там, подстерегает их наверху — что толку тогда от них от троих, скованных тьмой, вооруженных палками?

—  Дураки мы все-таки!

Из тьмы донеслось в ответ:

—  Дрейфишь?

Ральфа трясло от обиды. Все, все из-за этого Джека.

—  Еще бы. Но мы все равно дураки.

—  Если тебе не хочется, — сказал саркастический голос, — я и сам могу пойти.

Ральф уловил насмешку. Он ненавидел Джека. Зола щипала ему глаза, он боялся, устал. Его взорвало:

—  Пожалуйста! Иди! Мы тут подождем.

И — молчанье.

—  Что ж ты не идешь? Испугался?

Пятно во тьме, пятно, которое было Джек, отодвинулось и начало таять.

—  Ладно. Пока.

И пропало пятно. И вместо него всплыло другое.

Ральф наткнулся коленкой на что-то твердое, качнул колкий на ощупь обгорелый ствол. Шершавым обугленным краешком бывшей коры его мазнуло по ноге, и он понял, что это на ствол сел Роджер. Он пощупал дерево и, колыхнув его на невидимом пепле, сел тоже. Роджер, вообще необщительный, и тут не стал разговаривать. Не стал распространяться о звере или объяснять Ральфу, что понесло и его в эту нелепую экспедицию. Сидел себе и покачивал ствол. Ральф различил частое-частое, бесящее постукиванье и догадался, что Роджер стучит по чему-то деревянным копьем.

Так и сидели: стучащий, раскачивающийся, непроницаемый Роджер и кипящий Ральф; а небо вокруг набрякло звездами, и только черным продавом в их блеске зияла гора.

Высоко наверху заскользили звуки, кто-то размашисто, отчаянно прыгал по камням и золе. Вот Джек добрался до них, и он прохрипел таким дрожащим голосом, что они еле его узнали:

—  Там кто-то есть. Я видел.

Он споткнулся о ствол, ствол ужасно качнулся.

Минуту Джек лежал тихо, потом пробормотал: