Повелитель мух

—  Огонь мы возьмем у тех. Слушайте все. Завтра мы идем на охоту. У нас будет мясо. А сегодня я и двое охотников… кто со мной?

Руки подняли Морис и Роджер.

—  Морис…

—  Слушаю, Вождь?

—  Где у них костер?

—  На старом месте, у скалы.

Вождь кивнул.

—  Остальным — ложиться спать, как только сядет солнце. А нам втроем, Морису, мне и Роджеру, придется поработать. Выходим перед самым закатом…

Морис поднял руку:

—  А вдруг мы встретим…

Взмахом руки Вождь отмел это возраженье:

—  Мы пойдем вдоль берега по песку. Так что если он явится, мы опять… опять станцуем наш танец.

—  Это втроем-то?

Снова поднялся и замер гул.

Хрюша отдал очки Ральфу, и теперь он ждал, когда ему вернут зрение. Дрова были сырые; они уже в третий раз пытались их зажечь. Ральф встал и буркнул себе под нос:

—  Нельзя вторую ночь без костра.

Он виновато оглянулся на троих стоящих рядом мальчиков. Впервые он признал двойную роль костра. Конечно, первая его роль — слать вверх призывный столбик дыма; но он еще и очаг и согревает ночью. Эрик дул на дерево, пока оно не занялось и не загорелось. Поднялся бело-желтый вал дыма. Хрюша снова надел очки и, довольный, смотрел на костер.

—  Хорошо бы радио сделать!

—  Или самолет бы…

- …или лодку.

Ральф поворошил в памяти блекнувшие представленья о мире.

—  Мы бы в плен к красным могли попасть.

Эрик откинул волосы со лба.

—  Лучше бы уж они, чем…

Переходить на личности он не стал, и Сэм кончил за него фразу, кивнув вдоль берега.

Ральф вспомнил нелепо мотающееся под парашютом тело.

—  Он же что-то насчет мертвеца говорил… — И страшно покраснел, выдав, что присутствовал на том танце. Он весь подался к костру:

—  Нет-нет! Только не гасни!

—  Совсем стал жидкий.

—  Еще дерево нужно, хоть и сырое.

—  У меня астма…

И — неизбежный ответ:

—  Слыхали про твою какассыму.

—  Если я бревна опять стану таскать, меня астма схватит. Я сам не рад, Ральф, но тут куда же денешься?

Втроем пошли в лес, принесли охапки гнилых сучьев. Снова поднялся густой желтый дым.

—  Давайте поедим чего-нибудь.

Все вместе пошли к фруктовым деревьям, захватив с собой копья, и торопливо, молча, долго набивали животы. Солнце уже садилось, когда они вышли из лесу, и только угли дотлевали в золе, и дыма не было.

—  Я больше не могу ветки таскать, — сказал Эрик. — Я устал.

Ральф откашлялся:

—  Наверху костер у нас все время горел.

—  Так тот маленький был. А здесь большой нужно.

Ральф подкинул в костер щепочку и проводил взглядом качнувшуюся в сумерках струю.

—  Надо, чтоб он горел.

Эрик растянулся плашмя.

—  Нет, я совсем устал. Да и какой смысл?

—  Эрик! — выкрикнул Ральф. — Ты не смей так говорить!

Сэм встал на колени с Эриком рядом:

—  Точно. Ну, какой, какой смысл?

Ральф, негодуя, старался вспомнить. С костром было связано что-то хорошее. Что-то потрясающе важное…

—  Ральф вам уже сто раз говорил, — проворчал Хрюша. — Как же вы еще хочете, чтоб нас спасли?

—  Именно! Если у нас не будет дыма…

И он сел перед ними на корточки в загустевших сумерках.

—  Неужели вы не понимаете? Что толку мечтать о лодках, о радио?

Он вытянул руку, сжал кулак.

—  У нас только один способ отсюда выбраться. Кто-то там пусть играет в охоту, пусть добывает мясо…

Он переводил взгляд с одного лица на другое. Но в минуту наивысшего подъема и убежденности вдруг этот занавес заколыхался у него в голове, и сразу он совершенно сбился. Он стоял на коленях, сжимал кулак, важно переводил взгляд с одного лица на другое… Наконец занавес снова взвился.

—  Ах, ну да. А наше, значит, дело — дым. И чтоб побольше дыма…

—  Но не получается же у нас! Смотри!

Костер догорал.

—  По двое — следить за костром, — бормотал про себя Ральф. — Это выходит по двенадцати часов в сутки…

—  Ральф, мы больше не можем таскать дрова…

—  Темно же…

—  Ночь же…

—  Мы можем его зажигать каждое утро, — сказал Хрюша. — В темноте дым никто никогда не увидит.

Сэм убежденно затряс головой.

—  Другое дело, когда костер был…

—  Наверху.

Ральф встал, чувствуя странную беззащитность перед давящей тьмой.

—  Ладно. Пусть ночью не горит.

Он пошел к первому шалашу, который еще стоял, хоть и шатался. Груды листьев лежали тут, сухие и шумные на ощупь. В соседнем шалаше малыш говорил со сна. Четверо старших залезли в шалаш и зарылись в листья. Близнецы легли рядышком, Ральф с Хрюшей — в другом углу. Листья долго шуршали, скрипели, пока они устраивались на ночлег.

—  Хрюш.

—  Ты как — ничего?

—  Да ничего вроде.

Наконец — только изредка шорох и хруст — в шалаше стало тихо. За низким входом висела утыканная звездами чернота, и с полым гулом набегали на риф волны. Ральф, как всегда по ночам, стал играть в «вот если бы…» Вот если бы их отправили домой на реактивном, они бы уже к утру были на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом поехали бы на машине. Нет, для полного счастья лучше на поезде. И прямо бы до Девона. И опять бы в тот дом. И дикие пони опять подходили б к забору и заглядывали бы в сад…

Ральф беспокойно завертелся под листьями. В Дартмуре вообще дико, вот и дикие пони. Дикость его больше не привлекала.