Мой дорогой, дражайший друг, прости меня!
Прости мне мою глупость!.. Те, кого я преследовал по всему свету, оказались не теми, кого я искал!
Теперь я это понимаю. Горе мое так велико, что я выплакал все слезы!..
Раз за разом обманываясь, я все это время гонялся за разными путешественниками, движимый моей идефикс и направляемый скорее не обстоятельствами, а той манией, которую я сам себе и придумал!
Ох! Эти последние недели! Эта лихорадочная скачка во весь опор, от Басры сюда: через Месопотамию, вдоль Тигра, когда изо дня в день я сокращал расстояние между собой и этими Енисерлисами и Ротапуло!
Они-то ехали неспешно, посещая руины, задерживаясь, чтобы полюбоваться пейзажами, делая крюк к Вавилону, возвращаясь в Багдад… наслаждаясь Мосулом, а затем обследуя развалины Ниневии… Они имели передо мной две недели форы…
Я настиг их между Диарбекиром и Ангорой… и там я констатировал, что это были не Хаткинс с мадемуазель Марией-Терезой и четой Монбардо, но действительно две молодые греческие пары, настоящие Енисерлисы и Ротапуло – в общем и целом славные люди, с которыми я поделился своим разочарованием и которые утешали меня как могли.
Мы прибыли сюда, в Ангору, вместе – здесь кончается железная дорога, идущая из Константинополя. От столицы Турции меня отделяет день пути. Но от усталости и досады я чувствую себя таким разбитым, что планирую задержаться здесь – как долго? сам не знаю, – чтобы отдохнуть среди цветов и солнца, думая о моей глупости как о некоей болезни, от которой я должен излечиться. Увы! Перенести роман в реальность! Стать Шерлоком Холмсом! Бедный я, несчастный!
Как же я был болен!..
Но, Франсуа, теперь – я тебя умоляю – не дай мне отчаяться относительно мадемуазель Жанны. Обещай, что, быть может… когда-нибудь… Прости, я заканчиваю.
Как только об этом подумаю – слезы на глаза наворачиваются. Прощай!
Мадемуазель д’Аньес посмотрела на брата.
– Я тоже, Франсуа, должна перед тобой извиниться. Я прекрасно знала, что Тибюрс не отыщет Марию-Терезу, и если и позволила ему уехать, то лишь потому, что рассчитывала на его упорство, чтобы смягчить твою решимость. Но теперь, когда мой план удался, мне кажется, что я поступила не очень честно, и эта махинация…
– Ах! Друг мой, просто твоя дипломатичность восторжествовала над моими предубеждениями, вот и все! К тому же не переживай: Тибюрс уехал бы в любом случае – он был так уверен!..
– Может быть, и я испытываю странное облегчение от осознания того, что он больше не тешит себя иллюзиями. Такой славный юноша в плену этих безумных фантазий!.. Но мне, Франсуа, непонятно другое: как мог ты, человек здравомыслящий, купиться на такой вздор?
– После того как я узнал, что такое аэриум и кто такие сарваны, одна мысль о том, что Мария-Тереза находится там в их руках… Именно этого, а не безумных идей или глупых надежд не мог вынести мой рассудок!
– Крепись, брат. Я тоже тебя люблю. Крепись.
– А я и не унываю. Просто чувствую, что вот-вот рухну от усталости… Попытаюсь-ка я немного поспать. Оставь меня, малышка, хорошо?