Чем были эти посылки надвоздушного мира? Определенно не людьми и не животными – эти приземлялись абсолютно иначе. Что еще задумали сарваны?..
Солнца ждали с ожесточенным нетерпением.
Наконец оно взошло, осветив небольшие холмики посреди болота. Приблизиться к ним, возвышавшимся по центру топкой и опасной трясины, не представлялось возможным, к тому же и никакого движения на болоте не наблюдалось.
Астроном решил рассмотреть их в свою лучшую трубу, для чего все поднялись в обсерваторию башни.
Оптическая трубка, вставленная в телескоп и наведенная на квадратное пятно, стояла на том же месте, куда ее и определили многие недели назад.
Господин Летелье приник глазом к окуляру.
– Вот так дела! – проговорил он. – Никто не прикасался к моему телескопу? А то я больше не вижу аэриум! – Он осмотрел аппарат. – Да нет, он направлен туда же, куда и раньше… и однако же аэриума нет в поле обзора! Он исчез!
– Боже правый! – воскликнула госпожа Монбардо. – Не может быть!
– Исчез? А не могли они переместить этот огромный дворец? – предположил Максим.
– Или вдруг случилась какая-то катастрофа? – подал голос доктор. – Вроде некоего надвоздушного землетрясения?
– Тогда бы я хоть что-то, но видел!.. Здесь же нет ничего! Абсолютно ничего! В той самой точке, где я еще вчера вечером наблюдал дно аэра… А! Подождите-ка!
Он опустил небольшой телескоп, наведя его на пригорки в центре болота. Затем увеличил масштаб изображения и увидел огромное, оливкового цвета пространство с коричневатыми участками земли, а на них – вкопавшиеся на три четверти в почву самые разнообразные предметы: сухие ветви, серые кроны деревьев, целая куча бесформенных штуковин всех цветов и оттенков, среди которых он смог различить позолоченный силуэт петуха…
– Вот где аэриум – на болоте! – сказал господин Летелье, распрямляясь. – Или, скорее, те предметы, которые делали его видимым. За ночь на болото просыпались тучи земли; сарваны сбрасывали ее целыми вагонами, избавляясь от своего океанографического музея!
Его окружали мертвенно-бледные лица.
– А как же… люди и прочая живность? – вопросила госпожа Аркедув. – Шестнадцать пленников?
– Анри?
– Сюзанна?
– Мария-Тереза?
– Фабиана?
– Никакой живности там нет. Как, впрочем, и трупов…
Наверху тоже ничего не осталось.
– Сарваны перевезли их в другую точку своей вселенной!
– Не говори так, Максим! – воскликнула дрожавшая словно осиновый лист госпожа Летелье. – Я тебя умоляю! Только не это!
– Но на что вы надеетесь, мама?
– Откуда я знаю!..
Максим сменил отца у окуляра телескопа. Пока он обследовал пригорки, все молчали.
В этот момент где-то очень, очень далеко, среди всех прочих звуков пробуждающейся природы, затявкала собака.
Госпожа Аркедув вся обратилась в слух.
Тявканье приближалось.
Слепая приложила обе руки к сердцу. Остальные смотрели на нее с любопытством. Она слушала собачий лай так, словно восхищалась сиянием вновь обретенного света, но пребывала в таком волнении, что не могла вымолвить ни слова.
– Мама, мама, – прошептала госпожа Летелье, –
Госпожа Аркедув смежила веки, и все обменялись вопрошающими взглядами. Флофло? Флофло, которого Робер и Максим видели у сарванов! Флофло жив и вернулся?.. Бабушка, должно быть, ошиблась!..
И однако же, это был именно он – Флофло.
Он примчался, высунув длинный розовый язык, прыгая от радости, несмотря на усталость, и начал лизать руки, лица, даже ботинки. Но как он истощал, этот бедняжка-шпиц!
И был такой грязный – если бы вы только знали! Дорожная пыль буквально въелась в длинную черную шерсть, к тому же сильно промокшую…
– Совсем не нужно быть чародеем, – здраво рассудил Максим, – чтобы увидеть, что эта собачка перед своим довольно-таки долгим забегом побывала в воде. Должно быть, пока бежала, окунулась в речку-другую. Но вот откуда бежала? Определенно не от этих пригорков; мы бы увидели, как она пересекает болото, и потом, тогда она так сильно не устала бы и не покрылась бы пылью. Но и того, что сарваны сбросили ее с…
Закончить ему не позволил колокольчик, прозвеневший у входной двери.
Присутствующих охватило такое замешательство, что они побледнели; то была смесь надежды и тревоги, от которой все вдруг ощутили внезапную слабость и озноб.
Их ждало разочарование: посетителем оказался некий крестьянин, прикативший на велосипеде.
Но на смену разочарованию тут же пришло волнение: этот крестьянин доставил письмо, адресованное мсье Летелье.
И тогда уже замок наполнился исступленной, непередаваемой, безумной радостью, так как письмо было от друга господина Летелье, человека, который проживал в Люсее, на берегу Роны, в восемнадцати километрах от Мирастеля, и в письме этом говорилось следующее: