Повелитель света

Радость, вызванная первой строчкой, длилась недолго, но ее оказалось достаточно, чтобы еще больше омрачить то ужасное разочарование, которое заключалось в строчке последней. (И надо же было узнать такое на бульваре Бон-Нувель!)[74] Нет, подобная неудача невозможна! Недопустима!

Ему казалось, что несчастье капитулирует перед его недоверчивостью.

Он тут же купил «Либерте» и «Пресс» (док. 1038 и 1039) и, несмотря на идентичность их сведений, послал такое сообщение мсье Летелье:

«Правда ли, что Мария-Тереза не вернулась? Ответьте незамедлительно телеграфом на авеню Монтень. Д’Аньес».

Затем, придя в ярость от своей беспомощности, он сжал челюсти и зашагал куда глаза глядят, говоря себе, что сразу три газеты не могут ошибаться относительно такого важного момента и что в конечном счете горе его еще более глубоко, чем он полагал, хотя оно и так представлялось ему безмерным.

В свой особняк на авеню Монтень герцог д’Аньес вошел, преисполненный решимости убить себя. Мысленно он уже переживал последние сцены жизни, от составления завещания до заключительного револьверного выстрела…

Сестра ждала его возвращения. Она уже прочла «Пресс». Никогда еще шею герцога не обвивали более ласковые руки.

Он тоже обнял ее нежнее, чем обычно. Нашел несколько трогательных и благожелательных слов для слуг. Он хотел оставить о себе добрую память, уйти из жизни красиво.

Мадемуазель Жанна посматривала на него с беспокойством, и, когда доставили телеграмму – текст которой они оба знали, даже не читая, – господин д’Аньес принял ее с улыбкой столь жалобной, со взглядом столь глубоким, что сестра, понимая его всей душой, отвернулась, чтобы всплакнуть.

Рев, который она услышала, резко оборвал ее рыдания, заставив содрогнуться от ужаса. Она быстро обернулась и увидела уже совсем другого брата – распрямившего плечи, заливающегося радостным смехом, размахивающего распечатанной телеграммой и закричавшего наконец после секундного молчания:

– Жанна! Жанна! Это от Тибюрса, это его телеграмма! Тибюрс нашел Марию-Терезу! Тибюрс нашел Марию-Терезу! Тибюрс! Тибюрс! Он ее нашел!.. Случайно!.. В Константинополе!..

Герцог упал на колени, сложив руки вместе для незнамо какой молитвы. Он вновь и вновь целовал голубой листок[75], смеялся и плакал, плакал и смеялся (правда, было непонятно, когда он плачет, а когда – смеется) и теперь уже бормотал голосом нежным и мягким, немного прерывистым:

– Мария-Тереза! Милая моя! Дорогая! О! Моя дражайшая возлюбленная!

Сестра вытирала слезы с его красивого, с длинными ресницами лица, буквально сиявшего счастьем…

Но в сумерках вновь зазвонил колокольчик входной калитки, и спустя несколько мгновений принесли вторую телеграмму (на сей раз – от господина Летелье), в которой говорилось совсем не то, что предполагали господин и мадемуазель д’Аньес, а следующее:

«Да, это правда, Мария-Тереза не вернулась. Анри Монбардо смог дать нам понять, что Мария-Тереза не была похищена вместе с Фабианой. Это Сюзанну похитили вместе с братом и невесткой. Она должна была тайком присоединиться к ним неподалеку от Дона в день похищения. Мария-Тереза никогда не была у сарванов. Надейтесь. Как надеемся мы. Жан Летелье».

– Ваша светлость, – сказал застывший у дверей с пустым подносом в руках слуга, – там вместе со вторым почтальоном явился еще какой-то человек, и он требует, чтобы его провели к вашей светлости. Он говорит, что у него для вашей светлости срочное сообщение и что зовут его Гаран.

– Гаран!.. Просите!

Он вошел, этот старый друг с топорщившимися усами и бровями домиком.

– Прекрасные новости, мсье д’Аньес! Вы только представьте… Мадемуазель Мария-Тереза нашлась!

– Мне это уже известно.

Несколько сбитый с толку, Гаран тем не менее продолжал:

– Известно?.. Ах да: телеграмма, черт возьми! Что ж, если господин Тибюрс и ввел вас в курс дела, то совсем недавно, так что я вовремя.

– Вовремя? Но для чего?

– А вот для чего, мсье д’Аньес. Чудная история, но вы поймете. Я здесь по поручению правительства, чтобы ознакомить вас с обстоятельствами дела и попросить не предавать огласке кое-какие детали. Меня выбрали еще и потому, что там, наверху, известно: я с вами знаком и принимал участие в случившихся в этом треклятом Бюже событиях!.. Покажите мне телеграмму господина Тибюрса, если не трудно… Так: «Случайно обнаружил Марию-Терезу целой и невредимой в Константинополе. Будем в Марселе в среду. Мое глубочайшее почтение сестре. Твой друг, Тибюрс».

Так я и думал! – продолжал Гаран. – Эта краткость вызвана сотрудничеством господина Тибюрса с оттоманскими властями.

– Что-что? – воскликнула мадемуазель д’Аньес. – Извольте все объяснить!