Повелитель света

Со дня восшествия императора на престол Сезар захватил столько судов, что мог считать себя вполне обеспеченным человеком. Он урегулировал все вопросы с банкирами и нотариусами, обратил свою долю добычи в ренты и недвижимость, провел несколько недель в Париже, ценой огромных усилий увиделся с Наполеоном, не вынес из этого встречи ничего хорошего и, однако же, отправился отдыхать в Савойю. Именно тогда пластины после стольких месяцев плавания и всевозможных транспортировок в герметичных упаковках оказались в «верхней комнатке» замка Силаз и этом тайнике позади библиотеки, который осмотрительный Сезар оборудовал собственноручно.

Падение императора, возвращение Бурбонов и последовавшая немилость расстроили все планы капитана. О новом выходе в море на каперном корабле теперь не могло идти и речи.

Сезар без колебаний зафрахтовал за собственный счет переоборудованную яхту и, несмотря на значительные расходы подобного предприятия, в одно прекрасное утро отбыл из Бордо, указав пунктом назначения отнюдь не загадочный Мадагаскар.

Как несложно догадаться, Мадагаскар был всего лишь прикрытием, как говорится, «обманкой», а истинной целью этой так называемой увеселительной кампании являлся остров оптического стекла. Однако то ли какое-то землетрясение уничтожило последние остатки архипелага, то ли Сезар неверно определил его местоположение, но эта цель так и не была достигнута. Тщетно яхта крейсировала в том районе океана, где Сезар рассчитывал отыскать свой волшебный остров: кругом расстилалось лишь мрачное и пустынное водное пространство.

Разочарование Сезара не знало границ. Обладая нравом прямым и горячим, он дошел до того, что начал самого себя винить в допущенной оплошности. В своем рассказе он бесконечно возвращается к той ошибке, которую, как он полагал, возможно, совершил, определяя местонахождение «Финетты». Он предпочитал объяснять постигшую его неудачу скорее своим просчетом, нежели неким сейсмическим явлением, вероятно, потому, что не переставал надеяться все же найти когда-нибудь этот остров сокровищ, который он назвал бы «островом Кристиани» и преподнес бы в дар Франции. Но сегодня, когда поверхность земного шара обследована дюйм за дюймом и карты не указывают в этой зоне Индийского океана ничего похожего на остров, даже самый крошечный, мы склонны полагать, что секстант капитана функционировал исправно, что его вычисления были верными и что случившееся стало результатом некого сейсмического катаклизма, коего, впрочем, рано или поздно следовало ожидать.

Что до лейтенантов и матросов «Финетты», то не стоит удивляться тому, что они ничего не сообщили про остров. Старший и другие помощники капитана отправились с захваченными Сезаром «призами» в Порт-Наполеон; прочие офицеры поверили на слово командиру, который обманул их, заверив в том, что эти земли уже были открыты некими безвестными мореплавателями.

Принимая же во внимание тот факт, что на борту яхты тоже никто не догадывался о планах Сезара, хитрого, как всякий корсар, то объяснить, почему эта тайна так и осталась тайной, вовсе не сложно.

В результате различных перипетий по возвращении в Бордо яхта была продана, и Сезар, огорченный, озабоченный потраченными суммами, не пользующийся благоволением нового монарха и не очень общительный, сразу же удалился в Силаз – вместе со своими обезьянами, попугаями и чирикающими и щебечущими экзотическими птицами, которых у него набрался целый вольер. Шел 1816 год.

Проглядывала некая скупость в том, с какой тщательностью он скрывал существование оптического стекла, своего рода эгоистичное наслаждение. Однако же следует признать, что, если он хотел сохранить возможность использовать материю в собственных интересах, наличие оной следовало держать в секрете. Как бы то ни было, столь надежный, немой и не вызывающий подозрений свидетель, как оптическое стекло, мог бы оказаться Сезару весьма полезным во многих случаях, в частности если бы он решил поучаствовать в одном из тех заговоров, которые были поддержаны сторонниками ссыльного императора или герцога Рейхштадтского.

Ждал ли он своего часа, чтобы к ним присоединиться? Ничто на это не указывает; однако это не помешало ему прослыть в глазах Бурбонов фанатичным и опасным бонапартистом.