– И тем не менее, – продолжал явно озадаченный Шарль, – учитывая нынешние обстоятельства – не мне вам о них напоминать, Сертей, – я вынужден заключить, что раз уж вы обратились ко мне, то, вероятно, находитесь в положении не просто шатком, но даже… необычном. Ведь, даже если вы сами не можете представить гарантий, которые бы удовлетворили того или иного заимодавца, черт возьми, в вас ведь все равно все видят жениха мадемуазель Ортофьери, дочери банкира! А это то положение, которое должно настежь открывать вам все сейфы всех заимодавцев мира! Почему вы не желаете постучать в дверь одного из них? Да и среди ваших знакомых наберется сотня друзей, которые ссудят вам любые суммы, какие вы назовете, под приданое мадемуазель Ортофьери! К чему вам эта мелкая сделка? Должна же быть причина!
– Дело все в том, – ответил Люк, улыбаясь еще шире, – что я больше не являюсь женихом мадемуазель Ортофьери.
– Как! Ваша помолвка разорвана?
– Точно! Лучше и не скажешь!
– Ну и ну! – произнес Шарль, не сумев отказать себе в удовольствии посмотреть на Люка с пытливой иронией.
На бледном лице молодого человека отразилось легкое смущение.
– Отныне, – сказал он, – вот уже как час с лишним, мадемуазель Ортофьери совершенно свободна. Я вспомнил, что было время, когда она вам нравилась. «Но, – сказал я себе, – для того чтобы этот приятный молодой человек на ней женился, одной ее свободы едва ли будет достаточно; не мешало бы, чтобы еще и рухнули кое-какие преграды, препятствующие этому союзу…» Вы слышите меня, мой друг?
– Продолжайте, – промолвил Шарль, снедаемый любопытством и презрением.
– Ну так вот: все проще простого. Те бумаги, которые я принес вам, которые сейчас здесь, в этом портфеле, способны устранить любое препятствие…
– Вы невероятны, Сертей, просто невероятны! Да и вся эта история… Я не совсем понимаю… В общем, я хотел бы все прояснить, для чего, если позволите, задам вам несколько вопросов. Пойдем по порядку. Что такого произошло этим утром? Почему вы больше не жених?
– Полноте!.. Вы ведь помните, милейший, тот долгий разговор, что состоялся у нас с вами прошлой осенью в Сен-Трожане? Разве вы в тот день не заметили – когда рассказали мне, весьма, к слову, неосмотрительно, о своих чувствах к мадемуазель Ортофьери, – что сам я не сразу открыл вам тот факт, что я – ее жених?
– Насколько мне помнится, так оно и было.
– А все потому, что я пребывал в глубоком замешательстве. Я терзался вопросом: чем добиваться сомнительной женитьбы, не лучше ли будет тотчас же продать вам – и продать, естественно, недешево – способ жениться на той, которую вы любите. Ваши признания открывали мне новые перспективы, разумеется менее выгодные, чем эта женитьба, к которой я вот уже несколько месяцев всячески стремился, но гораздо более надежные. Так как – увы! – я боялся, как бы мои брачные надежды не разбились о какой-нибудь риф – как это случилось сегодня утром. Хорошенько все обдумав, взвесив все «за» и «против» (жестокая, скажу вам, альтернатива), я все же решил попытаться добиться руки мадемуазель Ортофьери, оставив вариант с продажей на тот случай, если жениться на ней не удастся. Не удалось – и вот, следуя выбранной линии поведения, я возвращаюсь к переговорам по этим бумагам. Конечно, знай я все наперед, я бы избавил вас от этих месяцев ожидания. Надеюсь, вы мне это простите: дела есть дела; и потом, при нынешних нравах семейство Ортофьери вполне могло и принять то, что сегодня воспламенило их всех благородным негодованием.
– Но что же, в конце-то концов, произошло?
– Как вы знаете, завоевать симпатию господина и госпожи Ортофьери мне главным образом позволило мое имя – мое имя и мои дворянские титулы, которые, впрочем, я никогда не выставлял напоказ… К несчастью, это не мое имя и никакими титулами я не обладаю, что и выяснилось в присутствии нотариуса не далее как сегодня утром. В наше время, когда встречается немало людей, которые вхожи в любые дома и носят фальшивые имена, я надеялся, что это сойдет мне с рук… Однако же не сошло. Что ж, так тому и быть!.. Теперь вы знаете, как Люк де Сертей, который на самом деле зовется Люсьеном Карту́…
Шарль вздрогнул.
– Карту́! – воскликнул он. – Так вас зовут Карту́!
– Ваше удивление мне понятно, – сказал Люк. – «Карту́», полагаю, сразу же напомнило вам о том отважном полицейском, который в 1835 году дал показания против Фабиуса Ортофьери. Да, так и есть: он был моим предком. Я этого не скрываю, и я спокойно признал это пару часов назад перед банкиром Ортофьери, которому не в чем было меня упрекнуть. Мой предок всего лишь исполнил свой долг, разве не так?
– Очень хорошо! Просто прекрасно! – усмехнулся Шарль Кристиани. – Вас зовут Карту́, ваш предок был Жан Карту́ из «процесса Ортофьери», и вы являетесь продать мне документы, которые – вероятнее всего – относятся к этому процессу? Документы, доставшиеся вам, как я склонен предположить, от вышеупомянутого полицейского?
– Вы совершенно правы, но у меня и не было намерения делать тайну из того, о чем совсем не сложно догадаться.