Повелитель войн

– Гутфрит – это не закон, – отрезал я. – Давать ему дань? Это значит, что я буду платить за его эль и шлюх?

– Лорд Элдред будет командовать гарнизоном в Эофервике. Он позаботится о том, чтобы твое серебро расходовалось как надо. А что до клятвы, то она послужит примером для прочих.

– К черту прочих! – сердито рявкнул я, потом с вызовом обратился к нему: – До меня дошли слухи, что лорда Элдреда, – я почти выплюнул это имя, – сделали олдерменом.

– Это так.

– Олдерменом чего?

Этельстан замялся.

– Нортумбрии, – признался он наконец.

До этого мига я ему верил. Он говорил искренне и с чувством – продиктованным амбициями, да, но также с неподдельной верой в своего Бога. Но этот вместившийся в одно слово ответ был уклончивым, и я сурово накинулся на него:

– Олдермен Нортумбрии – это я!

Этельстан улыбнулся, снова обретая самообладание:

– Беззаконной стране требуется власть, а власть исходит от короля через его знать. Этот король, – он ткнул в золотой крест, висящий у него на груди, – решил, что Нортумбрии, если мы хотим ее укротить, мало одного олдермена. Лорды Годрик и Альфгар будут олдерменами на западе, а еще двое, ты и лорд Элдред, – на востоке. Но прежде, чем ты возразишь, вспомни, что я пришел сюда уплатить свой долг перед тобой.

– Лучшей платой будет, если ты оставишь меня в покое, – буркнул я. – Я стар, воевал еще за твоего деда. У меня есть добрая женщина, хороший дом, и больше мне ничего не нужно.

– А предположим, что я отдам тебе весь Вилтунскир?

Я молча в удивлении уставился на него. Он смотрел на меня в ответ, и казалось почти невероятным, что я растил его, защищал и даже любил, как сына. В нем читалась уверенность в себе, делающая Этельстана совсем непохожим на мальчика, которого я знал. Теперь он стал королем, и амбиции его простирались на весь остров Британия, а возможно, и дальше.

– Вилтунскир, – снова заговорил Этельстан, – это один из богатейших уделов в Инглаланде. Ты можешь получить его, а заодно и большую часть владений Этельхельма.

Я опять ничего не ответил. Этельстан Младший, олдермен Вилтунскира, был моим врагом и человеком, оспорившим право Этельстана на престол Уэссекса. Этельхельм проиграл и погиб, и богатства его отошли к королю. Богатства эти были огромными, и Этельстан отдавал мне большую их часть: обширные поместья, разбросанные по всем трем королевствам, крепкие дома, полные дичи леса, сады и пастбища, города с процветающей торговлей. Такое вот богатство только что предложили мне.

– Ты станешь величайшим лордом в Инглаланде после короля, – с улыбкой добавил Этельстан.

– Ты отдашь все это язычнику?

Он усмехнулся:

– Прости меня, но ты стар. Ты будешь наслаждаться своими богатствами год или два, а потом их унаследует твой сын, а твой сын – христианин.

– Который из сыновей? – вскинулся я.

– Тот, которого ты называешь Утредом, конечно. Его здесь нет?

– Я оставил его за главного в Беббанбурге.

– Мне он нравится! – бодро заявил Этельстан. – И всегда нравился!

– Вы росли вместе.

– Так и есть! Мне оба твоих парня нравятся.

– Сын у меня только один.

Этельстан и бровью не повел.

– И я даже представить не могу, чтобы твой старший захотел стать наследником. Епископа Освальда интересуют не земные богатства, а только милость Божья.

– В таком случае он очень отличается от большинства церковников, – съязвил я.

– Да. И он хороший человек. – Король помедлил немного. – Я ценю его советы.

– Он ненавидит меня.

– И кто в этом виноват?

Я недовольно хмыкнул. Чем меньше разговоров про епископа Освальда, тем лучше.

– Что же мне следует отдать взамен богатств Вилтунскира? – сменил я тему.

На удар сердца он замялся, потом сказал:

– Ты знаешь, что мне нужно.

– Беббанбург.

– Молчи! – Этельстан вскинул обе руки. – Не говори пока ничего! Но да, мне нужен Беббанбург.

Я исполнил его приказ ничего не говорить. Даже порадовался этому, ибо сразу же хотел отказать наотрез. Ведь я нортумбриец и всю жизнь посвятил возвращению Беббанбурга. Но когда первый порыв миновал, ему на смену пришли иные мысли. Предлагаемое мне богатство огромно: Бенедетта сможет жить в роскоши, которой всегда заслуживала, а сын унаследует состояние. Этельстан потому и вскинул руки, прося помолчать, так как подозревал подобный ход моих рассуждений. Он не хотел ответа, подсказанного чувствами, но давал мне время поразмыслить.

– Обдумай это. Через два дня мы снимаемся. Короли уедут, монахи вернутся в Дакор, а я поеду на юг, в Винтанкестер. Завтра вечером мы даем большой пир, там ты и сообщишь мне свой ответ.

Этельстан встал, шагнул ко мне и протянул руку, предлагая помощь. Я дал ему поднять меня на ноги, после этого он сжал мою руку обеими своими ладонями:

– Я в огромном долгу перед тобой и едва ли смогу расплатиться. И очень хотел бы, чтобы то короткое время, что осталось тебе на этой земле, ты провел рядом со мной, в качестве моего советника и наставника! – Он улыбнулся, расточая на меня свое обаяние. – Как ты некогда заботился обо мне, так и я позабочусь о тебе.

– Завтра. – Мне показалось, что голос мой прозвучал хрипло как воронье карканье.