На приготовления ушла большая часть зимы. Древние, грубой работы предметы вроде отчеканенного камнем кубка или хищного вида крученого ожерелья мы трогать не стали, так же как и слитки, а вот подсвечники и кое-какие римские блюда расплющили в бесформенные куски. Этельстан потребовал в дань от Хивела двадцать четыре фунта золота, а когда мы закончили, в нашем распоряжении оказалось сто с лишним фунтов этого металла, упакованного в крепкий деревянный ящик. Работали тайком, помогали только Финан и мой сын, так что из Беббанбурга не просочилось ни слова про золото.
Элдред не переставал задирать меня, хотя и урывками. Время от времени налетали всадники, жгли житницы и амбары, угоняли скот. Они по-прежнему никого не убивали, не брали рабов, и пострадавшие сообщали, что налетчиками неизменно выступали норманны. Говорили они на норвежском или датском, носили на груди молоты, а щиты имели простые, без эмблем. Набеги стоили мне серебра, но серьезного урона не было. Постройки возводились заново, зерно присылалось из Беббанбурга, так же как коровы и овцы. Мы отряжали воинов патрулировать нашу южную границу, но я строго запретил вторгаться на земли Гутфрита. То была война без убийств и даже без схваток и в моем представлении выглядела бесцельной.
– Тогда зачем мы ее ведем? – сердито спросила Бенедетта.
– Потому что Этельстан этого хочет. – Вот все, что я мог сказать.
– Ты ему трон преподнес! Какая неблагодарность!
Ее возмущение заставило меня улыбнуться:
– Алчность сильнее благодарности.
– Ты его друг!
– Нет. Я владетельный лорд в границах его королевства, и он должен показать, что контролирует меня.
– Напиши письмо! Скажи, что ты предан ему!
– Он не поверит. Кроме того, это будет как соревнование, кто дальше пустит струю.
– Уфф! Мужчины!
– А он ведь король, ему полагается побеждать.
– Ну вот и помочись на него! Как следует!
– Ладно, – угрюмо согласился я.
И чтобы осуществить данное обещание, отправился вместе с Финаном, Эгилом и еще дюжиной человек на юг в конце зимы, когда снег еще лежал в тенистых высоких долинах. Мы пробирались по горам, предпочитая не пользоваться римской дорогой, а на привал останавливались в тавернах или маленьких усадьбах. Говорили, что присматриваем себе земли, и, возможно, народ нам верил, а может, и нет. Одеты мы были скромно, без золотых украшений, носили простые мечи и скрывали свои имена. За ночлег платили рубленым серебром. На путь до Чертовой долины у нас ушло четыре дня, и она оставалась точно такой, какой я ее запомнил.
Долину со всех сторон окружали неприступные горы. Подойти к ней можно было лишь с юга, где шла с востока на запад римская дорога. В долине росли косматые сосны, по дну ее бежал ручей, берега которого были еще скованы льдом. Три погребальных кургана располагались по прямой линии в середине долины, трава на них была белой от инея. В курганах виднелись глубокие раны, обозначавшие места, где копали мы, а потом наверняка и деревенские жители из речной долины. Высокий камень, отмечавший южный край захоронений, упал и лежал на тонком слое дерна.
– Летнее пастбище, – сказал Эгил, пока мы шли ко входу в долину, и пнул траву. – Ни для чего другого не годится.
– Годится, чтобы спрятать золото, – отозвался я.
Мы остановились у южного края долины, где холодный ветер трепал полы наших плащей. Ручей падал с выступа, устремляясь к реке, серебрившейся далеко внизу под лучами зимнего солнца.
– Теса, должно быть. – Я указал на реку. – Рубеж моих земель.
– Выходит, долина принадлежит тебе?
– Мне. Все, что по эту сторону от реки, – мое.
– А за ней?
– Владения Гутфрита, – ответил я. – А быть может, Элдреда. Но не мое, это точно.
Эгил оглядел долину внизу. С высоты мы прекрасно видели дорогу, деревню и полосу земли, тянувшуюся от поселения до северного берега Тесы. Такая же полоса уходила от противоположного берега, и это был верный знак, что Тесу можно перейти вброд.
– Куда ведет дорога? – поинтересовался Эгил.
Я махнул на восток:
– Она примыкает к Большой дороге где-то там, потом идет на Эофервик.
– Далеко до него?
– Два дня верхом. Три, если не спешить.
– Тогда тут превосходное место для форта. – Эгил обвел рукой окрестности. – Вода есть, и приближение врага издалека видно.
– Для поэта и для норманна, – с расстановкой проговорил я, – у тебя на диво острый ум.
Он ухмыльнулся, не вполне уловив мою мысль.
– Я еще и воин.
– Верно, друг мой. Форт! – Я посмотрел вниз и заметил овечью тропу, круто сбегающую по склону. – Сколько времени уйдет на то, чтобы добраться на лошади до той деревни? – Я указал на речное поселение, откуда неспешно поднимался дымок. – Не много?
– Всего ничего.
– Финан! – Когда ирландец присоединился к нам, я кивнул на деревню. – Я там церковь вижу?
Финан, обладатель самых острых глаз из всех известных мне людей, внимательно всмотрелся вдаль:
– На щипце крест. Что еще это может быть?
Я никак не мог сообразить, как запустить слух о золоте, которое мы собирались закопать в могильниках, но предположение Эгила подсказало мне.