Этот Робин, судя по многочисленным о нём отзывам, был первостатейным негодяем, но весьма способным солдатом. Эдуард Марчский, который всё с той же неутомимостью предавался любовным похождениям, — говорили, будто он не смог лично принять участие в сражении, потому что подцепил триппер, — отправил на подавление восстания Герберта, новоявленного графа Пемброкского, вместе со своим тестем. 26 июля две армии встретились в Эджкоте, и, ко всеобщему изумлению, Герберт и Риверс потерпели поражение.
Нетрудно себе представить, в какой восторг я пришла от этих новостей, хотя меня и огорчила безвременная гибель отца Беллы и, естественно, мужа Жакетты. Результат этого восстания поверг в смятение все европейские дворы. Эдуард Марчский, очевидно успевший подлечить свои причиндалы, собрал армию и вместе с Уориком и Кларенсом поспешно направился на север. Робин Ридсдейл был, как и следовало ожидать, разбит и исчез со сцены. Что же оказалось во всём этом нового? А только то, что по Европе разнёсся слух, будто Марч и сам пленник в руках своего брата и кузена. Поговаривали также, будто восстание Робина объясняется отнюдь не приверженностью делу Алой Розы, а происками Уорика, вознамерившегося выманить Эдуарда из столицы, где он пользовался популярностью. И ещё, будто Риверса казнили не сами ланкастерцы в отместку за то, что вся его семья переметнулась к их врагу, а по приказу самого графа, который хотел таким образом отделаться от одного из мерзейших сторонников Эдуарда. Самым зловещим событием для Эдуарда Марчского стало то, что, как бы в подтверждение этих слухов, герцог Кларенс женился на дочери Уорика — Изабелле.
Всё это было Настоящей сенсацией, но я по-прежнему ошибочно считала Уорика куда более опасным врагом, нежели Марча. А Марч между тем оказался достойным противником для двух заговорщиков, хотя одним из них и был великий Уорик, и в скором времени возвратил себе и свободу и власть, создав, правда, в королевстве неустойчивое положение. В свете этих событий я была скорее огорчена, чем обрадована, узнав, что в Линкольншире началось восстание в поддержку дела ланкастерцев, во главе которого стоял сэр Роберт Уэллс. Восстание это удалось быстро и без усилий подавить, и Уэллс, а также ещё несколько добрых малых лишились голов.
Но и это восстание имело свои последствия. Перед тем как казнить Уэллса, Эдуард, очевидно, получил от него признание, которое позволило ему обвинить Кларенса и Уорика в измене. Это признание, заметьте, последовало от человека, провозглашавшего, будто действует от моего имени, но он, видимо, знал гораздо больше о том, что происходит в Англии, чем обо мне и моих планах. Уорик и Кларенс, немедленно объявленные изменниками, вынуждены были бежать из королевства. Все эти события произошли в конце марта 1470 года. Было совершенно ясно, что беглецы могут отправиться только во Францию, но не в Бургундию. В скором времени в своём Сен-Мишеле я получила известие, что они высадились в устье Сены, ибо их не допустили даже в Кале, комендантом которого всё ещё числился Уорик.
Я пребывала в убеждении, что Уорик наконец-то справедливо покаран самим Небом, и только сожалела о том, что кузен Луи наверняка предоставит ему убежище, чтобы иметь в рукаве козырнуло карту на случай, если Эдуард Марчский задумает вторгнуться во Францию. Но во всех этих событиях я не видела ничего благоприятного для себя и своего сына.
Тем более изумлена я была, когда ко мне прискакал гонец от французского короля с приглашением принцу Эдуарду и мне прибыть в Амбуаз... чтобы обсудить реставрацию Ланкастерского Дома.
Глава 15
Сначала я почувствовала, что меня призывают словно какого-то вассала для услужения своему господину и повелителю. Но, дочитав послание до конца, поняла: я непременно должна поехать.
Следует вспомнить, что наступил уже июнь 1470 года. За три месяца до этого я отпраздновала, если только это слово здесь применимо, моё сорокалетие. Есть ли на свете женщина, которая равнодушно переступает через этот возрастной порог? Ощущать себя тридцатилетней женщиной уже достаточно неприятно. Не то чтобы мой страсти остыли, скорее — напротив. Джон Комб, уже двадцатичетырёхлетний мужчина, в последние шесть лет лучше, чем кто-либо другой, исполнял обязанности моего мужа.