Повелительница львов

Я сильно волновалась, но всё шло в соответствии с нашими замыслами. Сопровождаемый Кларенсом, Уорик высадился в Кенте. Люди со всех сторон прибывали на их поддержку. Лондон распахнул перед ними ворота. Генрих был освобождён из Тауэра, впервые за несколько лет его сытно покормили и под рукоплескания собравшейся толпы усадили на трон. Вот тогда-то Уорик и получил прозвище Делателя Королей. Однако одно дело — «делать» короля и совсем иное — обеспечить его долгое пребывание у власти.

После того как удалось достигнуть этих волнующих успехов, я, естественно, захотела поехать к своему мужу. Но кузен Луи снова воспротивился этому. Я рвала и метала: вопила, рыдала, молила и проклинала, но ничто не могло повлиять на этот холодный рассудок, а уж говорить о сердце и вовсе бессмысленно; Вместо того чтобы отпустить меня в Англию, он отвёз меня в Париж, где мне оказали поистине королевский приём, что, однако, ничуть меня не радовало, ибо мои мысли были далеко. Лишь в феврале 1471 года король Генрих повелительно потребовал, чтобы жена и сын немедленно к нему вернулись, и на этот раз кузен Луи не стал препятствовать моему отъезду.

Однако его согласие объяснялось отнюдь не тем, что он решил уступить Генриху. На его решение повлияли некоторые обстоятельства, о которых он знал, а мы пока ещё нет. Он опасался, что Уорик, положив французские деньги в свой карман, сделает ещё один кульбит и возвратит королевство Эдуарду, чтобы затем начать войну против Франции. Так вот сведения, которые он получил, а мы ещё нет, исключали подобное развитие событий; ланкастерцам требовалось мобилизовать все свои ресурсы, дабы приготовиться к предстоящим трудным испытаниям, а одним из их ресурсов, несомненно, была я.

Ничего не зная о том, что происходит, я испытывала эйфорию, которую не могла омрачить даже перспектива пересечь пролив в зимнюю непогоду. Я поспешила в Онфлёр в сопровождении своих фрейлин, среди которых была и графиня Уорикская, а также принца и принцессы Уэльской и большого количества собравшихся отовсюду ланкастерских лордов. С удивлением и радостью я встретила старого сэра Джона Уэнлока; ему уже перевалило за семьдесят, но он снова решил обнажить меч в защиту моего дела. Обнимая его, я расплакалась. Ко мне также приехали скрывавшиеся в Бретани Маргарита Бофор и её сын от Эдмунда Тюдора, Генри, известный как Генри Ричмондский, хотя его право на отцовский титул так никогда и не было подтверждено. В последний раз я видела его четырнадцатилетним юношей, с тех пор прошло несколько лет, и теперь меня поразило его сходство со своим бедным отцом. Сходство это оказалось, однако, лишь внешним. Он ничего не унаследовал от выдающейся личности отца и казался замкнутым, напуганным всем происходящим. Почти всю жизнь он провёл в изгнании, поэтому в этом не было ничего удивительного. Но я обняла его с нежностью. Он приходился мне достаточно близким, хотя и не прямым родственником: как сын Эдмунда и — в равной степени — как сын Маргариты был моим племянником. Что ещё более важно, я подумала, что он, возможно, окажется полезен моему Эдуарду, когда тот взойдёт на трон.

24 марта, на следующий день после моего сорок первого дня рождения, хотя небо и мрачно хмурилось, мы сели на корабль. Но едва судно вышло из гавани, как подул северный ветер и нам пришлось лечь в дрейф. Но теперь, я переносила качку гораздо лучше, чем двадцать шесть лет назад, и готова была перенести даже шторм, лишь бы достичь английского берега. Однако ни один корабль не может плыть против ветра, и нас отнесло назад. В течение последующих трёх недель мы ещё дважды выходили из гавани, но ветер упорно продолжал дуть с северо-востока. Небеса ясны, в ослепительной синеве ярко сверкает солнце... но корабль не двигался. Какая досада!

И она ещё усугубилась, когда пришло известие, что Эдуард Марчский, получив финансовую поддержку от своего зятя Карла Бургундского, высадился на северо-востоке Англии. Ветер, который препятствовал нам, благоприятствовал ему, ибо он отправился в путь из Нижних земель[39]. Именно известие о том, что Марч сумел заручиться поддержкой Бургундии, и вынудило кузена Луи решиться, отправить меня в Англию, ибо теперь можно было не бояться измены Уорика: совершенно очевидно, что Марч полон решимости отомстить.

Известие о высадке Марча, естественно, нас огорчило. Мы не могли плыть на север, однако на юг корабли двигались, подгоняемые попутным ветром.

Вскоре от Уорика прибыл гонец: граф извещал, что полностью управляет ходом событий и намеревается, оставив Лондон, отправиться на север, чтобы разделаться с нашим общим врагом. Я оказалась настолько глупа, что поверила, будто это возможно.